— О! — произнес Портос с блестящими глазами. — В таком случае я доскачу в сутки.
— Постарайтесь.
— Ну, отпускайте коня… Вперед, Голиаф!
Арамис отпустил не повод, а ноздри животного. Портос пришпорил Голиафа, и конь как бешеный рванулся с места галопом.
Арамис следил за всадником, пока тот не скрылся в темноте; потеряв его из виду, он вернулся во двор.
15*
В комнате мушкетера не было движения. Слуга, дежуривший у его дверей, не видел света и не слышал никакого шума.
Арамис осторожно запер входную дверь, отпустил слугу и лег спать.
Д’Артаньян в самом деле ничего не подозревал. Поэтому, проснувшись в половине пятого, он вообразил, что одержал победу.
Неодетый, он подбежал к окну, которое выходило во двор. Светало.
Двор был пуст; даже куры еще не сошли с насестов. Не было видно никого из слуг. Все двери были заперты.
"Отлично, полная тишина, — подумал д’Артаньян. — Во всяком случае, я проснулся раньше всех в доме. Оденемся".
И д’Артаньян оделся.
Но на этот раз он не старался костюмом Аньяна придать себе вид горожанина или духовного лица, о котором так заботился прежде. Ему даже удалось, подтянув пояс, застегнувшись, надев набекрень фетровую шляпу, отчасти вернуть себе тот военный облик, отсутствие которого поразило Арамиса.
Покончив с одеванием, он с притворной бесцеремонностью без предупреждения вошел в комнату хозяина дома.
Арамис спал или притворялся спящим.
Большая раскрытая книга лежала на его ночном пюпитре; свеча в серебряном подсвечнике еще горела. Это доказывало, как мирно провел ночь прелат, с какими добрыми намерениями готовился проснуться.
Мушкетер поступил с епископом совершенно так же, как епископ поступил с Портосом. Он коснулся его плеча.
Ясно было, что Арамис притворялся, потому что он, всегда отличавшийся таким чутким сном, не пробудился сразу, а заставил д’Артаньяна повторить свое прикосновение.
— А, это вы? — сказал он, потягиваясь. — Какая приятная неожиданность! Подумайте, во сне я совсем забыл, что вы у меня. Который час?
— Не знаю, — смутился д’Артаньян. — Кажется, рано, но у меня осталось военная привычка просыпаться с рассветом.
— Разве вы хотите ехать сейчас же? — спросил Арамис. — Помните, мы сговорились выехать в восемь часов. Давайте так и сделаем.
— Можем быть; но мне так хотелось увидеться с вами, что я подумал: чем скорее, тем лучше.
— А мой семичасовой сон? — остановил его Арамис. — Смотрите, я рассчитывал на него, и мне придется возместить упущенное.
— Но мне кажется, прежде вы так не любили поспать. У вас была кипучая кровь, вы никогда не валялись в постели.
— Именно поэтому теперь я люблю полежать.
— О, сознайтесь, вы назначили восемь часов не ради сна.
— Боюсь, что вы станете смеяться надо мной, если я скажу правду.
— Говорите.
— От шести до восьми я привык молиться.
— Я не думал, что епископы подчиняются такому строгому уставу.
— Епископ, дорогой друг, должен соблюдать внешние приличия больше, чем какой-нибудь церковный служка.
— Черт возьми! Вот слова, которые меня примиряют с вашим преподобием: внешние приличия! Это — слова мушкетера! Да здравствуют внешние приличия!
— Не хвалите меня за них, а лучше простите, д’Артаньян. У меня вырвались очень мирские, очень светские слова.
— Значит, я должен уйти?
— Мне необходимо сосредоточиться, дорогой друг.
— Хорошо, я ухожу. Но, пожалуйста, ради язычника по имени д’Артаньян сократите ваши размышления и молитвы. Я жажду поговорить с вами.
— Хорошо, мой друг, обещаю вам, что через полтора часа…
— Полтора часа молитв и размышлений! Дорогой мой! А нельзя ли сократить?
Арамис рассмеялся.
— Вы по-прежнему очаровательны, молоды, веселы! — улыбался он. — Вы приехали в мою епархию, чтобы поссорить меня с благодатью.
— Вот как!
— О, я никогда не мог противиться вашим чарам, д’Артаньян! Вы будете стоить мне спасения души.
Д’Артаньян закусил губу.
— Хорошо, — усмехнулся он, — беру грех на себя. Быстро перекрестясь, прочтите одно "отче наш", и едем!
— Тсс, — перебил его Арамис, — мы больше не одни. Я слышу, что сюда идут.
— Отошлите их.
— Нельзя. Вчера я назначил им прием. Это директор иезуитской коллежа и настоятель доминиканского монастыря.
— Ваш штаб? Отлично.
— А вы чем пока займетесь?
— Разбужу Портоса и в его обществе стану дожидаться конца ваших совещаний.
Арамис не шевельнулся, не двинул бровью. Ни одного слова, ни одного жеста.
— Идите, — сказал он.
Д’Артаньян повернулся к дверям.
— Кстати, вы знаете, где помещается Портос?
— Нет, но я спрошу.
— Идите по коридору и откройте вторую дверь налево.
— Благодарю. До свидания.
И д’Артаньян ушел в направлении, указанном епископом.
Через десять минут он вернулся.
Арамис сидел между настоятелем-доминиканцем и главой иезуитской коллежа совершенно в таком же положении, в каком мушкетер застал его однажды в гостинице Кревкера.
Их присутствие не смутило мушкетера.
— В чем дело? — неторопливо спросил Арамис. — Вы, кажется, хотите что-то сообщить мне, дорогой друг?
— Дело в том, — ответил д’Артаньян, пристально глядя в лицо Арамису, — что Портоса нет в комнате.
— Где же он может быть?
— Я спрашиваю вас об этом.
— А вы не узнавали у слуг?
— Спрашивал.
— Что же вам ответили?
— Что Портос часто уходит из дому, не предупредив никого, и что, вероятно, он ушел или уехал.
— Что же вы сделали?
— Я побывал в конюшне, — спокойно произнес мушкетер.
— Зачем?
— Чтобы посмотреть, уехал ли Портос верхом.
— И что же? — спросил епископ.
— В стойле номер пять нет лошади по имени Голиаф.
Мушкетер сильно волновался, между тем как Арамис вел разговор самым любезным тоном.
— О, я понимаю, — улыбнулся Арамис, подумав с минуту. — Портос уехал, чтобы сделать нам сюрприз.
— Сюрприз?
— Да. Канал, идущий отсюда к морю, славится своими утками, чирками и бекасами; это любимая дичь Портоса. Он привезет нам на завтрак дюжину вкусных птиц.
— Вы думаете? — засомневался д’Артаньян.
— Вполне уверен. Куда бы мог он иначе уехать? Я уверен, что он взял с собой ружье.
— Возможно, — проговорил д’Артаньян.
— Знаете что, дорогой друг? Садитесь на коня и догоните его.
— Хорошо, — сказал д’Артаньян. — Сейчас поеду.
Арамис позвонил и велел вошедшему лакею распорядиться, чтобы оседлали лошадь, которую выберет господин д’Артаньян.
Подле дверей лакей отошел в сторону, чтобы пропустить вперед мушкетера.
В это время глаза лакея встретились с глазами его господина. Легкое движение бровей показало умному соглядатаю, что ему надо делать.
Д’Артаньян вскочил в седло. Арамис услышал стук подков о камни.
Через мгновение слуга вернулся.
— Что? — спросил епископ.
— Монсеньор, он едет вдоль канала к морю, — ответил слуга.
— Хорошо, — отпустил его Арамис.
Действительно, мушкетер, отбросив все подозрения, ехал к океану в надежде увидеть среди дюн или на отмели исполинскую фигуру Портоса.
Два часа д’Артаньян отыскивал Портоса; наконец он вернулся домой.
"Мы, верно, разминулись, — подумал он, — и сейчас оба мои товарища, должно быть, ждут моего возвращения".
Д’Артаньян ошибся. Он не нашел Портоса в епископском доме, так же как и на берегу канала.
На верху лестницы его ждал Арамис с опечаленным лицом.
— Вас не догнали, дорогой д’Артаньян? — еще издали крикнул он.
— Нет. А вы за мной посылали?
— Я в отчаянии, дорогой друг, в отчаянии, что заставил вас проехаться напрасно. В семь часов пришел священник из Сен-Патерна. На дороге он встретил дю Валлона, который, не желая никого будить, уехал тайком; ему же Портос поручил сказать, что он боится, как бы Жетар в его отсутствие не напортил чего-нибудь, а потому решил, воспользовавшись приливом, отправиться в Бель-Иль.