— Хорошо. Дело вот в чем. Вы видели в Париже д’Артаньяна?
— Конечно. Это человек умный и даже благородный, хотя по его милости погибли наши друзья Лиодо и д’Эмери.
— Увы, знаю. В Туре я встретил курьера, который вез мне письмо Гурвиля и депеши Пелисона. Вы думали об этом событии?
— Да.
— И вы поняли, что это было нападение на вас?
— Сознаюсь, у меня тоже явилась эта мрачная мысль.
— Не обманывайтесь… Умоляю вас, не обманывайтесь… выслушайте меня… Вернемся к д’Артаньяну. При каких обстоятельствах вы его видели?
— Он явился за деньгами с чеком короля.
— Личным?
— Подписанным его величеством.
— Видите! Так знайте, д’Артаньян побывал в Бель-Иле переодетый. Он выдавал себя за управляющего, которому его господин поручил купить участки для солеварен. А у д’Артаньяна один господин — король; значит, он был послан королем. Он видел Портоса.
— Кто такой Портос?
— Простите, я обмолвился. В Бель-Иле он встретил дю Валлона и теперь не хуже нас с вами знает, что Бель-Иль укреплен.
— И вы думаете, что его послал король? — в раздумье спросил Фуке.
— Не сомневаюсь.
— Ив руках короля д’Артаньян — опасное оружие?
— Самое опасное из всех.
— Значит, я с первого взгляда правильно оценил его.
— Как?
— Я хотел расположить его к себе.
— Если вы нашли, что это самый храбрый, умный и ловкий человек во всей Франции, вы его оценили верно.
— Значит, во что бы то ни стало нужно привлечь его на нашу сторону.
— Кого? Д’Артаньяна?
— Разве вы не разделяете моего мнения?
— Разделяю, но вы не привлечете его к себе.
— Почему?
— Потому, что мы упустили удобный момент. Он был не в ладах со двором; следовало воспользоваться этим. Но потом он побывал в Англии, способствовал реставрации, приобрел состояние и, наконец, вернулся на службу к королю. Это значит, что ему хорошо платят за эту службу.
— Мы дадим ему больше, вот и все.
— О, сударь, простите. У д’Артаньяна только одно слово, и когда он его дал, то не берет назад.
— Какой же ваш вывод? — встревоженно спросил Фуке.
— Я считаю, что надо отразить страшный удар.
— Как?
— Погодите… д’Артаньян явится к королю с отчетом.
— Я полагаю, вы его намного опередили.
— Приблизительно часов на десять.
— Значит, спешить нечего.
Арамис покачал головой.
— Посмотрите на эти несущиеся по небу облака, на ласточек, рассекающих воздух. Д’Артаньян быстрее облака и птицы; д’Артаньян — это несущий их ветер. Это сверхчеловек. Он мой ровесник, и я знаю его тридцать пять лет.
— Так что же делать?
— Выслушайте мои расчеты, господин Фуке. Я послал к вам дю Валлона в два часа ночи; он уехал за восемь часов до меня. Когда он явился?
— Приблизительно часа четыре тому назад.
— Вот видите! Я приехал на четыре часа скорее, чем он. А между тем Портос — отличный наездник; он загнал восемь лошадей: я видел по дороге их трупы. Я проехал на почтовых пятьдесят льё, но у меня подагра, камни в почках, словом, я умираю от усталости. Мне пришлось в Туре отдохнуть; оттуда я ехал в карете полуживой. Мой экипаж едва не опрокинулся; иногда я лежал на его сиденье, иногда на стенке, а четверка лошадей шла карьером. Наконец я здесь, совершив путь на четыре часа быстрее, чем Портос. Но д’Артаньян не весит трехсот фунтов, как Портос; у него нет подагры и камней в почках, как у меня; это не наездник, а кентавр. Видите ли, он уехал в Бель-Иль, когда я отправился в Париж, и несмотря на то, что я опередил его на десять часов, д’Артаньян приедет через два часа после меня.
— Но ему может помешать какая-нибудь случайность.
— Для него не существует случайностей.
— А если не хватит лошадей?
— Он побежит быстрее самой быстрой лошади.
— Что за человек!
— Да, этого человека я люблю и восхищаюсь им. Я люблю его, потому что он добр, благороден, честен; восхищаюсь им, так как для меня он воплощение человеческого могущества. Но, любя его, преклоняясь перед ним, я его боюсь и остерегаюсь. Итак, сударь, вот какой вывод: через два часа д’Артаньян будет здесь. Опередите его, поезжайте в Лувр, повидайтесь с королем раньше, чем к нему явится д’Артаньян.
— Что сказать королю?
— Ничего. Подарите ему Бель-Иль.
— О, д’Эрбле, д’Эрбле! Сколько планов рушится! — воскликнул Фуке. — И так внезапно!
— После неудавшегося плана всегда можно задумать и выполнить другой. Никогда не следует приходить в отчаяние. Поезжайте, поезжайте, сударь, скорее.
— А наш отборный гарнизон? Король тотчас же сменит его.
— Когда этот гарнизон вступил в Бель-Иль, он был предан королю; теперь он ваш. То же будет со всяким другим через две недели. Не упреждайте событий. Неужели вы предпочитаете удержать два-три полка вместо того, чтобы через год подчинить себе целую армию? Разве вы не понимаете, что ваш теперешний гарнизон создаст вам сторонников в Ла-Рошели, в Нанте, в Бордо, в Тулузе, всюду, куда его пошлют? Поезжайте к королю, господин Фуке, поезжайте. Время идет, и пока мы его теряем, д’Артаньян летит по дороге как стрела.
— Вы знаете, господин д’Эрбле, что каждое ваше слово— семя, которое в моем уме прорастает и приносит плоды. Я еду в Лувр.
— Помните, д’Артаньяну не нужно ехать через Сен-Манде. Он прямо отправится в Лувр; нужно вычесть этот час из того времени, которое есть у нас в запасе.
— Может быть, у д’Артаньяна есть все, но у него нет моих английских лошадей. Через двадцать пять минут я буду в Лувре.
И, не теряя ни секунды, Фуке приказал подать лошадей. Арамис успел сказать ему:
— Возвращайтесь так же быстро, как поедете туда; я буду ждать вас с нетерпением.
Через пять минут министр летел к Парижу.
Между тем Арамис попросил указать ему комнату, где отдыхал Портос.
На кровати лежал Портос. Его лицо покраснело, лучше сказать — полиловело, глаза опухли, рот был открыт. От храпа, который вырывался из глубин его груди, дрожали оконные стекла.
Глядя на вздувшиеся мышцы его лица, на спутанные и прилипшие ко лбу волосы, на сильное движение поднимавшегося подбородка и плеч, нельзя было не почувствовать своего рода восхищения: сила, доходящая до такой степени, почти божественна.
По приказанию Пелисона слуга разрезал сапоги Портоса, потому что просто снять их не было ни малейшей возможности. Четверо лакеев тщетно пробовали снять их. Им даже не удалось разбудить Портоса.
Сапоги сняли, разрезав их на ремешки, и ноги исполина положили на кровать. С него срезали все остальное платье; отнесли в ванну и целый час продержали в теплой воде; надели на него чистое белье; уложили в согретую грелкой постель. Все это стоило большого труда. Усилия слуг пробудили бы мертвого, но Портос даже не открыл глаз, ни на секунду не прервал своего могучего храпа.
Арамис, худощавый и нервный, собрав все свое мужество, хотел превозмочь усталость и поработать с Гурвилем и Пелисоном, но, внезапно лишившись чувств, повалился на стул и не смог подняться.
Его отнесли в соседнюю комнату. Вскоре отдых в удобной кровати успокоил его возбужденный мозг.
XXVII
ФУКЕ ДЕЙСТВУЕТ
Тем временем Фуке мчался к Лувру на своих английских лошадях.
Король работал с Кольбером.
Вдруг Людовик задумался. Два смертных приговора, которые он подписал, вступая на трон, время от времени вспоминались ему.
Когда он сидел с открытыми глазами, они вставали перед ним, как два траурных пятна. Когда он опускал веки, ему представлялись два пятна крови.
— Господин Кольбер, — внезапно повернулся он к интенданту, — мне иногда кажется, что люди, которых я осудил по вашему совету, не были так уж виновны.
— Ваше величество, они были выбраны из стаи откупщиков, чтобы покарать их в пример другим.
— Кто выбрал их?
— Необходимость, государь, — холодно ответил Кольбер.
— Необходимость! Великое слово! — прошептал молодой король.
— Великая богиня, ваше величество.