— Ах, — сказал кардинал с досадою, — отчего при нем нет какого-нибудь Мазарини, как при вас? Его корона была бы сохранена в неприкосновенности.
— Я знаю все, чем наш дом обязан вам, господин кардинал, — ответил молодой король гордо, — и верьте, я, со своей стороны, этого никогда не забуду. Именно потому, что мой брат, король английский, не имеет при своей особе такого могущественного гения, как тот, который спас меня, именно потому и хочу я доставить ему помощь этого гения, уверенный, что, если ваша рука коснется его, она возвратит ему корону, которую он потерял в тот день, когда она упала к подножию эшафота его отца.
— Благодарю вас, ваше величество, за доброе мнение обо мне, — отвечал Мазарини, — но нам нечего делать там, где люди беснуются, отрицают Бога и рубят головы своим королям. Они опасны, видите ли, очень опасны, и к ним противно прикоснуться с той минуты, как они забрызгали себя королевской кровью и грязью раздоров. Такой политики я никогда не любил и отстраняюсь от нее.
— Но вы можете помочь нам, создав ему иную.
— Какую?
— Например, восстановив Карла Второго.
— Боже мой! — воскликнул Мазарини. — Неужели несчастный король еще увлекается этой химерой?
— Разумеется, — возразил Людовик, испугавшись препятствий, которые верный глаз его министра видел в этом предприятии. — Он просит для этого… не более… как миллион.
— Только-то! Один миллион, не больше! — насмешливо повторил Мазарини с итальянским акцентом. — Братец, всего-навсего миллиончик, братец! Какое-то семейство нищих!
— Монсеньер, — сказал Людовик XIV, подняв голову, — это семейство нищих — ветвь нашего дома.
— А ваше величество так богаты, что можете раздавать миллионы? У вас есть миллионы?
— Да, — отвечал юный король с величественной скорбью, которую он сумел, однако, скрыть, — да, господин кардинал, я знаю, что я беден, но французская корона стоит все же миллиона; а для доброго дела я, пожалуй, готов заложить свою корону. Я найду евреев, которые охотно дадут мне за нее миллион.
— Итак, вы говорите, ваше величество, что вам нужен миллион? — спросил Мазарини.
— Да, миллион.
— Ваше величество сильно ошибаетесь. Вам нужно гораздо больше. Бернуин!.. Вы сейчас узнаете, сколько вам нужно на самом деле… Бернуин!
— Как, господин кардинал? Вы собираетесь спрашивать лакея о моих делах?
— Бернуин! — повторил кардинал, притворяясь, что не замечает возмущения короля. — Пойди сюда и скажи, какую сумму я хотел иметь сейчас?
— Монсеньер! Монсеньер! — повысил голос Людовик, побледнев от негодования. — Разве вы не слыхали моих слов?
— Не гневайтесь, ваше величество: я открыто веду ваши дела. Во Франции все это знают: книги мои не под замками. Бернуин, что ты сейчас здесь делал?
— Складывал цифры.
— И сложил?
— Точно так.
— И все для того, чтобы узнать, сколько нужно его величеству в настоящую минуту? Не так ли я сказал тебе? Говори откровенно, друг мой.
— Да, так вы изволили сказать.
— Хорошо. А сколько было нужно?
— Сорок пять миллионов, кажется.
— А какую сумму насчитали мы, соединив все наши средства, ничего не пропустив?
— Тридцать девять миллионов двести шестьдесят тысяч франков.
— Хорошо, Бернуин больше мне ничего от тебя не нужно. Теперь оставь нас, — прибавил кардинал, устремив проницательный взгляд на молодого короля, который не мог вымолвить ни слова от изумления и едва прошептал:
— Но… однако же…
— А, вы еще сомневаетесь? — спросил кардинал. — Так вот доказательство того, что я вам сказал.
И он вынул из-под подушки листок, исписанный цифрами, и подал его королю, который отвернулся, до такой степени он был огорчен.
— Вы желаете получить миллион, а так как он в этот счет не внесен, значит, вам нужно сорок шесть миллионов. Поверьте, в мире нет еврея, который решился бы дать взаймы такую сумму, даже под залог французской короны.
Король, сжав кулаки под пышными манжетами, отодвинул свое кресло.
— Тогда, — сказал он, — брат мой, король английский, умрет с голоду.
— Ваше величество, — отвечал Мазарини тем же тоном, — не забывайте пословицы, которая выражает самую здравую политику: «Будь доволен, что ты беден, когда твой сосед беден тоже».
Людовик подумал несколько минут, с любопытством поглядывая на бумагу, краешек которой высовывался из-под подушки.
— Итак, — спросил он, — исполнить мою просьбу о деньгах никоим образом нельзя?
— Невозможно.
— Подумайте: он будет моим врагом, если вступит на престол без моей помощи.
— Если ваше величество боитесь только этого, то можете быть спокойны! — с живостью заверил его кардинал.
— Хорошо, я больше не настаиваю.
— По крайней мере убедил ли я ваше величество? — спросил Мазарини, беря руку короля.
— Вполне.
— Просите о чем угодно другом, и я почту за счастье исполнить ваше желание.
— Любую мою просьбу?
— Все, все! Разве я не предан душой и телом вашему величеству? Эй, Бернуин! Факелов и провожатых его величеству! Его величество возвращается в свои покои.
— Нет еще, кардинал! Раз вы готовы исполнить любую другую мою просьбу, то я воспользуюсь случаем…
— Для вашего величества? — протянул кардинал, надеясь, что король заговорит наконец о его племяннице.
— Нет, не для меня, а опять для брата моего Карла.
Лицо Мазарини снова омрачилось, он пробормотал несколько слов, но король их не расслышал.
XI
ПОЛИТИКА КАРДИНАЛА МАЗАРИНИ
Вместо нерешительности, с какой четверть часа назад юный король обращался к кардиналу, теперь в его глазах блистала воля. С ней можно было бороться, может быть, даже победить ее, но воспоминание о поражении, точно рана, жгло бы сердце короля.
— Господин кардинал, — сказал Людовик, — на этот раз моя просьба не затруднит вас. Исполнить ее легче, чем найти миллион.
— Ваше величество так полагаете? — спросил кардинал, посматривая на молодого короля хитрым взглядом, умевшим читать затаенные мысли.
— Да, я так думаю, и когда вы узнаете, о чем я намерен просить…
— А вы думаете, я этого не знаю?
— Как? Вы знаете, о чем я хочу просить?
— Выслушайте меня, ваше величество… Вот вам собственные слова короля Карла…
— Посмотрим!
— Слушайте: «Если этот скряга, этот мерзкий итальянец…»
— Господин кардинал!
— Если это не слова его, то, наверное, их смысл. Поверьте, я вовсе не сержусь на него. Каждый из нас смотрит на других через призму своих страстей. Король Карл сказал вам: «Если этот мерзкий итальянец откажет нам в миллионе, который мы у него просим; если мы будем принуждены, за неимением денег, отказаться от дипломатии, то по крайней мере выпросим у него пятьсот дворян».
Король вздрогнул, потому что кардинал ошибся только в цифре.
— Не так ли, ваше величество, не этого ли просил он? — воскликнул кардинал с торжествующим видом. — Потом Карл Второй прибавил еще: «У меня есть друзья по ту сторону пролива; этим друзьям недостает только начальника и знамени. Когда они увидят меня, когда увидят французское знамя, то непременно пойдут за мной: они поймут, что я пользуюсь вашей помощью. Французский мундир в моем войске заменит тот миллион, в котором кардинал мне откажет (он очень хорошо знал, что я не дам ему миллиона). Я одержу победу при помощи этих пятисот дворян, и вся честь победы будет принадлежать вашему величеству». Вот что сказал он вам или почти то же, не так ли? И, верно, разукрасил речь свою блестящими метафорами, увлекательными картинами; ведь в этом семействе все любят ораторствовать. Его отец говорил даже на эшафоте.