— Кроме вашего семейства, вы никого мне не поручаете? — спросил король.
За пологом кровати послышался шорох.
Мазарини понял.
— Да, да, — сказал он, — я хочу рекомендовать вашему величеству одного человека, умного, честного, очень искусного…
— Как его зовут?
— Вы почти не знаете его имени. Это господин Кольбер, управляющий моими делами. Испытайте его, — убежденно продолжал Мазарини, — все его предсказания оправдываются. У него верный взгляд, он ни разу не ошибся ни в оценке событий, ни в людях, что еще более удивительно. Я многим обязан вашему величеству, но думаю, что отблагодарю вас, если оставлю вам господина Кольбера.
— Хорошо, — сказал Людовик XIV рассеянно; он вовсе не знал имени Кольбера и принимал произнесенные с воодушевлением слова кардинала за бред умирающего.
Мазарини упал на подушки.
— А теперь прощайте, ваше величество… Прощайте! — прошептал Мазарини. — Я устал, я должен еще совершить трудный путь, прежде чем я предстану перед новым своим властелином. Прощайте, ваше величество.
Молодой король, чувствуя, что на глаза навертываются слезы, наклонился к кардиналу, который уже казался трупом, а затем поспешно вышел.
Часть вторая
I
ПЕРВОЕ ПОЯВЛЕНИЕ КОЛЬБЕРА
Ночь прошла в томлении для умирающего и для короля: умирающий ждал избавления, король — свободы.
Людовик не ложился. Через час после того как король вышел из спальни кардинала, он узнал, что умирающий, почувствовав себя лучше, приказал себя одеть, нарумянить и причесать и пожелал принять послов. Подобно Августу, кардинал считал мир огромным театром и намеревался сыграть как следует последний акт своей комедии.
Анна Австрийская не появлялась больше у кардинала; ей нечего было делать у него. Предлогом ее отсутствия были соображения приличия. Впрочем, кардинал не осведомлялся о ней: он хорошо запомнил совет, данный королевой сыну.
Около полуночи, когда румяна еще не сошли со щек Мазарини, у него началась агония. Он снова перечитал завещание. Оно вполне выражало его желания. Боясь, чтобы чья-либо корыстная воля, пользуясь его слабостью, не заставила его что-нибудь изменить в завещании, он приказал Кольберу, который прохаживался по коридору перед спальней умирающего, как самый бдительный часовой, никого не впускать к нему.
Король, запершись у себя, каждый час посылал кормилицу в покои Мазарини с приказанием доставлять ему самые точные сведения о состоянии кардинала. Узнав, что Мазарини дозволил одеть, причесать и убрать себя, принял послов, Людовик понял, что для кардинала началась отходная молитва.
В час пополуночи Гено испробовал последнее средство, считавшееся сильнодействующим. В те времена воображали, что против смерти есть еще какие-то тайные снадобья.
Мазарини, приняв это средство, успокоился минут на десять. Он сейчас же распорядился пустить слух, что произошел счастливый перелом болезни. Когда король узнал эту новость, холодный пот выступил у него на лбу. Он уже видел зарю свободы, рабство показалось ему теперь еще более невыносимым. Но следующее известие совершенно меняло картину: кардинал едва дышал и с трудом следил за молитвами, которые читал у его изголовья аббат из церкви св. Николая.
Король в сильном волнении начал ходить по комнате и на ходу просматривал бумаги, вынутые им из шкатулки, ключ от которой хранился только у него.
Кормилица вернулась в третий раз и сообщила, что Мазарини сказал каламбур и приказал покрыть лаком принадлежащую ему "Флору" Тициана.
Наконец, часа в два утра, король не мог преодолеть усталости: он не спал уже целые сутки. Сон, непобедимый в молодости, овладел им. Однако король не лег в постель: он заснул в кресле. Часа в четыре вошла кормилица и разбудила его.
— Ну? — спросил король.
— Ваше величество, — прошептал кормилица, соболезнующе сложив руки. — Он умер!
Король быстро вскочил, словно его подбросила стальная пружина.
— Так ли это?
— Так.
— Кто сказал тебе?
— Господин Кольбер.
— А он знает это наверное?
— Он вышел из спальни и сказал, что сам прикладывал зеркало к губам кардинала.
— А, хорошо! — вырвалось у короля. — Но где же Кольбер?
— Он только что покинул спальню кардинала.
— И куда направился?
— Следом за мной.
— Гак что он…
— Здесь, ваше величество, ожидает у ваших дверей, если вам угодно будет принять его.
Людовик подбежал к двери, сам отворил ее и увидел в коридоре Кольбера, неподвижно стоявшего в ожидании. При виде этой статуи в черном король вздрогнул, затем сделал знак Кольберу следовать за ним.
— Что вы пришли сообщить мне, сударь? — спросил Людовик, смущенный тем, что догадались о его сокровенных мыслях, которые он не мог утаить.
— Господин кардинал скончался, ваше величество, и я принес вам его последнее прости.
Король задумался. Он внимательно смотрел на Кольбера, вспоминая слова кардинала.
— Вы были верным слугой его высокопреосвященства, о чем он сам мне говорил.
— Да, ваше величество.
— Вы посвящены в некоторые его тайны?
— Во все.
— Мне дороги друзья и слуги покойного кардинала, я позабочусь о том, чтобы вы были приняты ко мне на службу.
Кольбер поклонился.
— Вы, кажется, финансист?
— Да, ваше величество.
— Непосредственно моему дому вы, помнится, никогда не служили?
— Извините, ваше величество, я имел счастье подать господину кардиналу мысль об экономии, которая приносит казне вашего величества триста тысяч франков ежегодно.
— Какая же это экономия, сударь? — спросил Людовик XIV.
— Ваше величество изволите знать, что рота швейцарцев носит серебряное кружево на концах лент?
— Знаю.
— Я предложил пришивать к лентам кружево из фальшивого серебра; этого никто не может заметить, а на сто тысяч экю можно прокормить в течение шести месяцев полк и купить десять тысяч хороших мушкетов или построить корабль с десятью пушками.
— Правда, — заметил Людовик XIV, еще внимательнее всматриваясь в Кольбера. — По-моему, экономия очень уместная; смешно подумать, что солдаты носили такое же кружево, как вельможи.
— Я счастлив, что ваше величество одобрили мои действия, — ответил Кольбер.
— При кардинале вы вели только его дела? — спросил король.
— Его высокопреосвященство поручал мне еще проверять счета суперинтенданта финансов.
— А! — воскликнул Людовик XIV. Он собирался отпустить Кольбера, но последние слова заинтересовали его. — Покойный кардинал поручал вам контролировать счета господина Фуке? И каковы же результаты?
— Оказался дефицит, ваше величество. И если вы позволите…
— Говорите, господин Кольбер.
— Я должен дать вашему величеству некоторые объяснения.
— Нет, не надо. Вы же проверяли счета, скажите: каков итог?
— Это легко, ваше величество… Все пусто, денег нет.
— Будьте осторожны, сударь. Вы осуждаете управление господина Фуке, а он, по общему мнению, очень искусен в делах.
Кольбер покраснел, потом побледнел, чувствуя, что в эту минуту вступает в борьбу с человеком почти таким же могущественным, как умерший кардинал.
— Совершенно верно, ваше величество, он очень искусный человек, — отвечал Кольбер, низко кланяясь.
— Но если он искусный человек, а денег все-таки нет, то кто же виноват?
— Я никого не обвиняю, ваше величество, а только констатирую факты.
— Хорошо, составьте отчет и подайте его мне. Вы говорите, что есть дефицит? Но, может быть, это дефицит временный: кредит вернется, а с ним и деньги?
— Нет, ваше величество.
— Не в этом году, я понимаю, но, может быть, в будущем?
— Будущий год так же начисто съеден, как и текущий.
— Ну, еще через год.
— И он съеден.
— Что вы говорите, господин Кольбер?
— Я утверждаю, что истрачены доходы за четыре года вперед.