— Так придется сделать заем.
— Уже сделано три займа, ваше величество.
— Я создам новые должности и за них получу деньги.
— Невозможно, ваше величество: их создано слишком много. Покупщики приобрели их, но не исполняют своих обязанностей. К тому же господин суперинтендант получает с каждой из них треть, так что народ обирают, а ваше величество не извлекает из этого никакой пользы.
Король нетерпеливо двинулся с места.
— Растолкуйте мне это, господин Кольбер.
— Ваше величество, выскажите понятнее вашу мысль: каких объяснений вы желаете?
— Вы правы. Ясность прежде всего. Так вот. Если сегодня со смертью господина кардинала я стал королем и пожелаю получить деньги?
— Ваше величество их не получите.
— Странно! Как, мой суперинтендант не добудет мне денег?
Кольбер отрицательно покачал головой.
— Что же это значит? Неужели мы обременены такими долгами, что государственные доходы все равно что не существуют?
— Да, ваше величество.
Король нахмурил брови.
— Хорошо, — сказал он, — я соберу платежные обязательства и добьюсь от их держателей уменьшения налога и продажи по дешевым ценам.
— Невозможно, ваше величество: платежные обязательства превращены в векселя, которые для удобства и облегчения сделок разрезаны на столько частей, что теперь не узнать оригинала.
Людовик в сильном волнении ходил по комнате, все еще нахмурив брови.
Вдруг он остановился и спросил:
— Если все это правда, я разорен, еще на начав царствовать?
— Да, ваше величество, разорены, — отвечал бесстрастный счетовод.
— Однако ж деньги куда-нибудь делись?
— Разумеется, ваше величество, и для начала я принес записку о капиталах кардинала Мазарини, о которых он не хотел упомянуть ни в своем завещании, ни в других актах; он доверил их мне.
— Вам?
— Да, государь, и приказал передать их вашему величеству.
— Как! Кроме сорока миллионов, упомянутых в завещании, у господина Мазарини были еще деньги!
Кольбер поклонился.
— Какая бездонная пропасть этот человек! — прошептал король. — С одной стороны — Мазарини, с другой — Фуке; у них, может быть, более ста миллионов. Неудивительно, что у меня пусто в казне.
Кольбер ждал, не двигаясь с места.
— А сумма, которую вы должны передать мне, заслуживает внимания? — спросил король.
— Да, ваше величество, кругленькая сумма.
— Она составляет?
— Тринадать миллионов ливров, государь.
— Тринадцать миллионов! — воскликнул Людовик XIV с радостным трепетом. — Вы говорите — тринадцать миллионов, господин Кольбер?
— Да, тринадцать миллионов, ваше величество.
— И никто не знает о них?
— Никто.
— И они в ваших руках?
— Да, ваше величество.
— Когда я могу получить их?
— Через два часа.
— Где же они?
— В погребе дома, принадлежавшего господину кардиналу и доставшегося мне по его завещанию.
— Так вы знаете завещание кардинала?
— У меня есть копия, подписанная его рукой.
Кольбер вынул бумагу из кармана и показал королю.
Король прочел статью о передаче дома.
— Но, — сказал он, — здесь говорится только о доме и ни слова о деньгах.
— О них говорит моя совесть.
— И Мазарини доверился вам?
— Почему же нет, ваше величество?
— Он… такой недоверчивый!
— Мне, ваше величество, он, как видите, доверял.
Людовик с удивлением взглянул на простое, но выразительное лицо Кольбера.
— Вы честный человек, господин Кольбер, — сказал он.
— Это не добродетель, а долг, — холодно ответил Кольбер.
— Но эти деньги, может быть, принадлежат его семейству?
— Если б они принадлежали его семейству, то вошли бы в завещание, как вошло туда все имущество кардинала. Если бы эти деньги принадлежали его семейству, то я, писавший дарственную, прибавил бы их к тем сорока миллионам, которые господин кардинал предлагал вам.
— Как! Вы составляли дарственную?
— Я ваше величество.
— И кардинал любил вас? — спросил наивно король.
— Я говорил его высокопреосвященству, что ваше величество не примете дара, — сказал Кольбер прежним спокойным тоном.
Людовик провел рукою по лбу.
"О, как я еще молод, чтобы управлять людьми", — прошептал он.
Кольбер ждал, пока король придет в себя.
— В котором часу прикажете доставить деньги, государь? — спросил Кольбер немного погодя.
— Сегодня, в одиннадцать часов вечера. Пусть никто не знает, что я получил их.
— Куда прикажете привезти их?
— В Лувр. Благодарю вас, господин Кольбер.
Кольбер поклонился и вышел.
— Тринадцать миллионов! — воскликнул король, оставшись один. — Невероятно!
Потом он опустил голову на руки и как будто задремал.
Но через минуту король поднял голову, встал и, распахнув окно, подставил горевшее лицо свежему утреннему ветру, пропитанному благоуханием деревьев и цветов.
Сияющая заря занималась на горизонте. Первые лучи солнца осветили голову молодого короля.
— Эта заря — заря моего царствования, — прошептал Людовик XIV. — Не предзнаменование ли посылает мне Всевышний?…
II
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ЦАРСТВОВАНИЯ ЛЮДОВИКА ЧЕТЫРНАДЦАТОГО
Утром во дворце все узнали о смерти кардинала, затем новость распространилась по городу.
Министры — Фуке, Лион и Летелье — собрались в зале заседаний на совет. Король тотчас позвал их.
— Господа, — сказал он, — при жизни кардинала я позволял ему управлять моими делами; теперь я намереваюсь сам заниматься ими. Вы будете давать мне советы, когда я попрошу их у вас. Можете идти!
Министры переглянулись с изумлением, едва скрыв улыбку: они знали, что Людовик XIV, воспитанный в полном неведении, что такое управлять государством, из самолюбия берет на себя совершенно непосильное бремя.
Фуке простился с товарищами на лестнице и сказал им:
— Нам же лучше, господа, — меньше забот.
И он весело сел в карету.
Остальные, слегка обеспокоенные таким оборотом дела, вернулись в Париж.
В десять часов король прошел к матери и имел с нею тайное совещание; потом, пообедав, сел в закрытую карету и поехал прямо в Лувр. Тут он принял множество придворных и с удовольствием отметил общее смущение и любопытство.
Вечером он приказал запереть все входы в Лувр, кроме входа с набережной. Тут он поставил караул из двухсот швейцарцев, которые ни слова не знали по-французски; им приказано было пропустить только сундуки и никого не выпускать.
Ровно в одиннадцать под сводами послышался тяжелый стук повозки, потом — другой, наконец — третий. Затем раздался гул захлопнувшейся решетки.
Вскоре кто-то поцарапался в дверь королевского кабинета.
Король сам отпер дверь и увидел Кольбера, сказавшего только:
— Деньги в погребе вашего величества.
Людовик спустился в подземелье, ключ от которого еще утром передал Кольберу, и осмотрел бочонки с золотом и серебром, перенесенные туда людьми, преданными Кольберу. После этого Людовик вернулся в кабинет в сопровождении Кольбера. Последний был так же холоден, ни малейший проблеск удовлетворения не нарушал его невозмутимого равнодушия.
— Сударь, — сказал король, — какой награды желаете вы за такую преданность и честность?
— Никакой, ваше величество.
— Как никакой? Вы не желаете даже получить должность?
— Если ваше величество и не дадите мне должности, я все равно буду служить вам. Я буду лучшим слугой короля.
— Вы будет интендантом финансов.
— Но ведь уже есть суперинтендант, и он самое могущественное лицо в королевстве.
— О, — воскликнул Людовик, покраснев, — вы так думаете?
— Он раздавит меня в одну неделю, государь. Ваше величество поручает мне контроль, для которого надо иметь силу; а что значит интендант рядом с суперинтендантом?
— Вы хотите иметь поддержку… Значит, вы не полагаетесь на меня?