Твой К. Воробьев.
15.03.64».
Воробьев — Астафьеву:
«Дорогой Виктор, привет тебе и целование!
Надеюсь, ты жив-здоров и Ессентуки пошли тебе на пользу телесную.
Вот и дождался я своих „Аистов“. Посылаю тебе их. Жаль, что „Убиты под Москвой“ ты читал в журнале, там до черта было купюр, в сборнике же это полнее. Я ведь писал их как продолжение „Алексея“.
Хотелось бы услыхать твое мнение о „Ракитном“, „Крике“, „Ермаке“, „Синели“.
На днях в киоске купил твоего „Розового коня“. Тебе не кажется, что мы с тобой одним миром мазаны? Нет, не только по судьбе-кручине, а по восприятию сердцем мира Божьего? Вот то-то и оно-то!
Слушай-ка, у меня есть два рассказа о войне — „пронзительные“, по печатному листу. Что надо для того, чтобы устроить их в библиотечку „Огонька“? Разъясни. В этих делах я олух и дурак.
Мне что-то сейчас не работается: наверно, втуне ожидаю хулу и брань разных бровманов за своих „Аистов“. Сволочи, вышибают недозволенными приемами перо из рук, никак не могу привыкнуть к оскорблениям, хоть на мне уже и места нету живого! Казалось бы, ну а вот поди ж ты! Это, наверно, оттого, что нету пятачка, аренки, где я мог бы стать в позицию с кулаками…
Как твои творческие дела? Что ты пишешь сейчас? Как твои материальные дела?
Не молчи. Пиши мне. Не забывай о в рассеянии сущих.
Крепко обнимаю тебя.
Твой К. Воробьев.
22.05.64».
Астафьев — из Перми, 3 ноября 1964 г.:
«Дорогой Костя!
Так уж получилось, что я тебе давно не писал. Хотелось книгу твою дочитать и куда-нибудь написать о ней. Но на мое предложение написать об „Аистах“ „Лит. Россия“ не откликнулась. Не до нас ей. И вот я маленько черкнул в нашу областную, молодежную газету. Надо бы написать побольше, поёмче, но куда?
Сообщаю попутно, что в № 12 журнала „Урал“ на твою книгу идет большая, добрая рецензия. Кроме того, все мои друзья-уральцы знакомы или знакомятся с твоей книгой по моему совету, и почти все они рады встрече с твоей книгой, и есть такие в письмах лестные выражения о тебе, что ну да пойди! Когда-нибудь их я тебе покажу. Думаю, что на съезде писателей мы сподобимся встретиться и познакомиться.
Я только что закончил повесть. Устал. Но отдыхать некогда. Было плохо с финансами — закабалился и получил аванс под киносценарий для Свердловской киностудии. Срок — 15 декабря.
Что ты нового пишешь?
А насчет „Радостей в Ракитном“ Нагибин был прав. Поднаплел ты там, брат. Это, пожалуй, самая твоя значительная, и, как ни странно, самая сумбурная и уязвимая вещь. В ней хорошее с плохим соседствуют, как каша с маслом, вперемежку.
С праздником тебя и семью!
Жму руку. Виктор».
Воробьев — Астафьеву:
«Виктор, привет, дорогой!
Спасибо за теплое слово. Кстати, а где Нагибин писал обо мне? Не читал. А вообще-то — пошли они, эти критики-хулители, на хрен. Но Ю. Нагибин — человек чертовски одаренный и умный. Этот парень мне нравится. Он может. Ему бы только поскорее постареть. Уж очень любит нравиться женщинам, а это погибель!
Рад за тебя. Значит, своротил, говоришь, повесть? Вот же счастливец! А я сижу в деревне (снял баньку) и пишу свою главную книгу. Мы ведь всегда пишем главную, а она, как правило, не получается, Сижу-сижу, а потом как вдарюсь куда-либо на озеро и как нарыбачусь до одури, и опять в баню.
Я не понял тебя насчет „Ракитного“. Чего ты брюзжишь, она же честная штука.
Витек, осточертела чужбина! Хочу в Русь, криком кричу — хочу домой! Рязанцы (там Н. Шундик, Солженицын, Абрамов и еще двое) советуют к ним, а квартиры нету. Буду пробовать обменять.
Между прочим, ведь меня, наверно, не пошлют литовцы на съезд. Может, надо через журнал или издательство какое-нибудь? Черте что, брат. Нет, пора удирать, пора. О чем твоя повесть? Война? Мир? Ты хороший писатель. У тебя несметная куча дара божьего, и сердце у тебя большое, зрячее и доброе. Только ты (сужу по рассказам „След человека“) иногда бываешь многословен, будто не доверяешь читателю, рассусоливаешь, не оставляешь места для подтекстового чтения. Это у тебя от обилия чувства. Ты как жеребенок на весеннем ромашковом лугу — вырвался и заиграл. Скупее давай, скупее. Но я ведь не читал твоих больших вещей — здесь нету их. Может, прислал бы, если есть? А то нехорошо не знать друг друга. Да и подработать надо на тебе. Может, „Молодая гвардия“ захочет рецензию. Она поддерживает мне штаны тем, что изредка присылает рукописи читать. Дерьмо несусветное, приходится ругаться и поучать, а это противно.
Пиши, не молчи годами.
Обнимаю. К. Воробьев.