То, что мне писатель поведал, он более обстоятельно описал в своем очерке «Подводя итоги». В тот день, когда писалось сочинение, Игнатий Дмитриевич сам был в творческом воодушевлении. Дав ученикам задание, он тоже уселся за свой стол и уткнулся в рукопись. Некоторое время ребята с любопытством наблюдали, как он мгновенно углубился в свою работу. Что-то поправлял и вписывал, а то вдруг черкал и даже вскакивал и ритмично вышагивал по комнате.
— Сочиняет! Тоже сочиняет, — прошелестело по классу. И ребята, воодушевленные столь поразительным наглядным примером, рьяно бросились догонять своего учителя.
Витя решил описать случай, который с ним произошел летом, когда он заблудился в заполярной тайге между станками Карасино и Полоем.
«Весной (1992 года) я пролетал на вертолете над теми местами, где блуждал, — писал Астафьев в 1996 году, — и убедился, что мои прежние утверждения, будто я вел себя в тайге умело и стойко, потому и спасся, — самонадеянны и ничего не стоят. В этой тайге самому спастись, да еще будучи мальчишкой, — невозможно, только Господь Бог может тут спасти, что он, Милосердный, не раз и делал в моей жизни.
Как бы там ни было, я поблуждал по страшному Заполярью и уцелел, и свое сочинение так бесхитростно, прямолинейно и назвал: „Жив“.
Никогда я еще не старался, не работал с такой любовью, как в тот раз.
И вот снова урок литературы. Игнатий Дмитриевич раздает тетради с сочинениями, кого бранит, кого похваливает. Тетрадей на столе все меньше, меньше, вот голубеет и последняя, — „Моя!“ — екнуло и замерло сердце в моей, уже много страдавшей груди. Учитель бережно взял тетрадь, развернул ее и начал читать мое сочинение вслух. Затем поднял сочинителя с места, долго, подслеповато всматривался в него и сказал: „Молодец!“»
Надо ли говорить о том, что эта похвала дала новые силы подростку.
— Та рукопись едва ли сохранилась? — поинтересовался я у Виктора Петровича.
— Куда там! Даже ни одного оригинала журнала не сберегли, все сгорело. Жаль! Ведь и оригиналы писем в школу знаменитых литераторов также погибли. Уже теперь, на встречах с воспитанниками довоенной Игарки и учителями, говорю: «Что ж вы так-то с письмами самого Горького?!» — «Вот не уберегли». В голове не укладывается, нет! Зато в случившемся пожаре спасали бумажные портреты Ленина… Сдались они кому?.. Не было понимания, да и сейчас тоже.
Зато в результате творческих усилий школьников и их учителей в Москве в 1938 году вышла настоящая книга. Называлась она просто «Мы из Игарки». Удивительно, что одного из авторов этой книжки звали Васей Астафьевым, но он был лишь однофамильцем Виктора.
Журналистка Оксана Булгакова нашла архив той давней книги — рукописные материалы, которые легли в ее основу, а также разыскала участников альманаха, бывших школьников Игарки. Встречаясь уже в зрелые годы, они практически все добрым словом вспоминали Игнатия Рождественского:
«Да, худ был, и слабоват, и в очках с толстыми стеклами, а на охоту с нами ходил, по кочкам болотным ползал. Он у меня классным руководителем был, а Миша у него в кружке литературном занимался. Он на охоту нас водил не для того, чтобы стрелять, а чтобы научить видеть красоту. „Мы с собой-то, кроме ружей, фотоаппараты брали“, — говорит один. Другой тут же старается дополнить портрет:
— А как Пушкина, Лермонтова читал! Не то, что стихи, — прозу до сих пор помню наизусть. Завораживал нас. Не хочешь, а полюбишь литературу. Он ведь и сам стихи писал: о нас, об Игарке, о Заполярье. Вот и писатель Виктор Астафьев у него учился — в одном классе с моим братишкой Виталием Калачинским. Это он о Рождественском отличные слова потом написал: „Не всякому дано учиться у такого преподавателя, не всякому дано иметь такого старшего друга… Ведь очень легко и просто сказать детям, будто Буревестник Горького — это революционер, а пингвин — буржуй. Гораздо труднее разбудить в сердцах ребятишек любовь к этому Буревестнику, дать крылья и мечту к полету, бесстрашие к бурям“».
Дотошная журналистка добралась и до Виктора Петровича, встречалась с ним в начале 1980-х годов в Овсянке. Натолкнуло ее на мысль встретиться с писателем письмо из Барнаула, полученное от «девочки из книжки» Жени Хлебниковой, которая сама «ничего выдающегося в жизни не сделала, но всю жизнь (44 года!) честно и добросовестно трудилась». — «Читайте „Кражу“ Виктора Астафьева, — посоветовала она О. Булгаковой, — вы увидите наш класс и нас в те годы».