Мне было уже все равно. Кто-то должен был ответить за мое позорное копошение на полу и униженное самолюбие. Я почувствовал, что теряю берега осторожности и здравого смысла, которыми обладал Витька Глухов. Теперь я был нехеец — жесткий и неукротимый. И это состояние начинало мне нравиться.
— А вот «чаво» — мы сейчас и узнаем, — передразнил я его, ухватив левой рукой всклоченную бороду, а потом прижал ее к столу.
— Э… э, ты чего делаешь? — заволновался пузан. — Ну-ка отпусти. Хватит баловать, тебе говорю.
Он попытался вырваться и разжать мою руку. Но я чуточку направил в нее энергии, а потом с интересом наблюдал за его потугами вырваться.
Уйти от меня он мог только без бороды. Толстяк никак не ожидал такой силы от худого подростка. Как он ни бился, даже моей руки не мог оторвать от стола. А когда увидел, что я достал кинжал, он обмочился и тихо завыл.
— Вот скажи мне, — спросил я его очень добрым голосом, — зачем тебе голова, если ты не можешь ею пользоваться? Давай я ее отрежу. Поверь, тебе будет легче жить. Ты веришь мне? — ласково спросил.
— Верю, барин! Истинно верю! — заблажил мужик, уже мало понимая, что я ему говорю.
— Ну вот сейчас и проверим. Ты не дергайся, хорошо?
— Не надо, ваша милость. Ради детишек прошу, не надо, — рыдал он. — Предками вас заклинаю. Всю жизнь за вас молиться буду, — причитал бородач.
— Ну хорошо, — согласился я, отпуская бороду.
Он сел на лавку, не веря своему счастью. Прекрасно, клиент дозрел. И я спросил:
— Ты хотел коней купить, уважаемый?
— Нет, нет, ваша милость, — стал отказываться лошадник от торга.
— Нет? — Тон мой мог заморозить море.
— То есть да, барин, — быстро закивал он.
Зал потихоньку заполнялся, и посетители с интересом прислушивались к нашей задушевной беседе.
— Вот же, — весело сказал я, — можешь, когда хочешь.
— Да, барин, могу, — кивал он. — А чего могу, ваша милость? — Он не знал уже, что говорить.
— Как чего? Головой качать. Ты, наверно, Хряк-лошадник?
— Так и есть, ваша милость. Хряк-лошадник.
— Ну вот и славно. Две лошади, два седла — твои, цена — двадцать золотых корон за лошадей и по два золотых за каждую сбрую. Всего с тебя двадцать четыре золотых.
Услышав запрошенную цену, посетители широко раскрыли рты. Красная цена нашим лошадкам — восемь золотых. Еще по десять серебрушек за сбрую. Память паренька полностью заняла свое место и стала моей. А моя память, вместе с тоской и горечью, уходила куда-то вглубь и растворялась на каких-то слоях сознания. Зато проявились гены наших общих с Ирридаром предков-купцов. Которые не упускали возможности содрать три шкуры с любого, коли позволяли обстоятельства.
— Деньги принес? — повысив голос, властно спросил я.
Хряк испуганно сжался.
— Не извольте беспокоиться, барин, все здесь, — и подал мне кошелек.
Я высыпал монеты на стол, отсчитал 24 золотых. Остальные всыпал в его кошель и вернул.
— Зачем лишнее отдавать, — пожурил я его. — Все, как и договорились. Мне чужого не надо.
На этих словах кто-то из посетителей «хрюкнул», но на него сразу зашикали. В зале установилась тишина.
— Ну что, поздравляю вас, рен, с удачной сделкой. Кони ваши, потом заберете на конюшне, — сказал я.
— Я могу идти? — затравленно спросил лошадник.
— Конечно нет, — сурово ответил я. — Между нами вопрос чести. — Я выпрямился, гордо выпятив подбородок. — Ты, рен, оскорбил дворянина. Знаешь, что за этим следует? — Я вовсю вживался в новую роль и отдавался ей без остатка.
— Помилуйте, милорд, — опять заблажил он.
— Не перегибай, — строго сказал я. — Ты — не мой холоп, а я не твой господин. Значит, так, Хряк, жалко мне твоих детей. Сиротами вырастут, по миру пойдут. Я этого не хочу. Через пять рид здесь должны лежать пятьдесят золотых, — указал я на стол. — Если не будет, я доем свой завтрак, а потом пойду и сожгу твой дом вместе со всеми.
Лошадник схватился за сердце.
— Да, ты такой. Ты сможешь, — задумчиво протянула Шиза.
Разглядывая застывшего Хряка, я понял: клиент проникся!
— Но я хочу проявить к тебе милость и показать свою доброту. Пшел вон! — дал я команду, подкрепив ее посылом страха.
По-поросячьи взвизгнув, Хряк помчался на выход, словно стадо откормленных свиноматок.
А я сел и с прежним удовольствием продолжил свой завтрак. Вокруг меня образовалось пустое пространство. «Ну и ладно», — подумал я.
Скоро, пыхтя как паровоз, весь в поту залетел в зал лошадник и, не сбавляя скорости, подбежал ко мне, рухнул на колени и подал кошель.