Вскоре после поражения Наполеона в России, 27 мая 1813 г., генерал Гюго должен был выехать из испанской столицы, французам пришлось спешно покинуть завоеванную ими Испанию. А 31 марта 1814 г. во Францию вторглись союзные армии, привезя с собой престарелого короля Людовика XVIII. Вместе с Бурбонами в страну возвратились и дворяне-эмигранты, и крупное духовенство, требовавшие возврата конфискованных земель и феодальных привилегий, упраздненных революцией. Так начался период, вошедший в историю Франции под названием Реставрации.
Политическая атмосфера Реставрации была насыщена клеветой на революцию и патетическим воспеванием алтаря и трона. Коллеж Людовика Великого, где учился маленький Виктор Гюго, также воспитывал своих питомцев в консервативном духе. Эта общественная атмосфера и определила идейную направленность первых поэтических опытов юного Гюго, начавшего писать стихи с самого раннего детства, а в пятнадцать — семнадцать лет уже получавшего за них почетные грамоты и академические награды. В помпезных одах, составленных по всем правилам господствовавшей тогда классицистской поэтической системы, в правильных александрийских стихах, украшенных пышными метафорами и замысловатыми перифразами, не допускавшими в поэзию обыденных, «низких» слов, юный поэт проклинал «оскорбителя царей» Буонапарте, славил восстановление статуи Генриха IV, умиленно описывал «вознесение на небо» малолетнего Людовика XVII, посвящал специальные стихотворения рождению и смерти членов королевского дома. Сам поэт впоследствии называл свои первые школьные опыты произведениями, созданными «до его литературного рождения».
«Прежде чем стать самим собой, Гюго должен был пройти… школу законодателей поздней классической литературы конца XVIII — начала XIX в., до мелочности регламентировавших поэтическое творчество»[4], — пишет советский литературовед И. В. Мешкова в обстоятельном труде, посвященном раннему творчеству Виктора Гюго. Но даже эти, еще незрелые поэтические опыты Гюго 1812–1819 гг., как показывает в заключении исследователь, «обнаруживают истоки великого искусства»[5].
С начала 20-х годов в произведениях юного поэта появляются новые черты, которые вскоре приведут его к разрыву с классицизмом. «Поэтические раздумья» романтика Ламартина, изданные в 1820 г., производят на Гюго сильное впечатление своим лиризмом и способствуют рождению его первых философских и проникнутых глубоким чувством стихотворений. В эту же пору юный поэт пересказывает в стихах повесть «Атала» другого писателя-романтика старшего поколения — Шатобриана, который оказал на него еще большее влияние, чем Ламартин.
Франсуа Рене де Шатобриан (1768–1848), властитель дум периода Реставрации, был связан с существующим режимом и своим происхождением и политическими убеждениями. Аристократ, бывший эмигрант, последовательный защитник трона и римско-католической церкви (влияние которой было основательно поколеблено во Франции философами-просветителями XVIII в.), Шатобриан активно сражался за династию Бурбонов, был при Людовике XVIII министром и пэром Франции, французским посланником в Берлине, Лондоне и Риме. Его смятенные герои, которых автор приводит в конце концов к христианскому смирению, имели большое влияние на всю литературную молодежь тех лет. В 1816 г. четырнадцатилетний Виктор Гюго записал в своем дневнике: «Хочу быть Шатобрианом или никем». А в 1819 г., когда Виктор и его братья — Абель и Эжен — решили организовать свой собственный журнал, они назвали его «Литературный консерватор», подражая Шатобриану, издававшему политический журнал «Консерватор».
В это время юный Гюго пробует свои силы не только в стихах, но и в прозе. Для «Литературного консерватора» он пишет в 1818 г. свою первую повесть «Бюг Жаргаль» (напечатанную впервые в 1820 г., а в окончательной, расширенной редакции в 1826 г.). Затем он создает роман «Ган Исландец» (1823). Оба произведения, особенно второе, написаны в манере «неистового романтизма», с полуфантастическими героями и невероятными происшествиями, где необузданное воображение решительно преобладает над реальностью. Следуя за основоположником европейского исторического романа Вальтером Скоттом, но вместе с тем и полемизируя с ним, Гюго писал (в период работы над «Ганом Исландцем»), что «после живописного, но прозаического романа В. Скотта остается создать другой, более прекрасный и совершенный роман», который, будучи «поэтическим» и «идеальным», приблизит В. Скотта к Гомеру[6].
6