Будет та пора счастливая,
Станет вольным наш народ…
Последние слова ребята пропели вместе. Из-за деревьев, вдоль которых вилась тропинка, вышел высокий худой крестьянин. Был он в лаптях, в поношенной домотканой рубахе. Мальчики остановились.
Мужик внимательно оглядел подростков.
— Издалека будете?
— Из Демянска, — ответил Михаил.
— Не Степановых ли сродственники?
— Братья Александры Исидоровны, — сказал Виктор. — А вы как догадались?
Крестьянин улыбнулся.
— Я, конечно, человек вам незнакомый. Хотите- слушайте, хотите — нет. Но в Полнове песенки этой не пойте. Туда урядник приехал. Вам-то ничего, а Степановым за такие песни ответ придется держать,
Подростки переглянулись.
— А как вас зовут?
— Федотом величают. Передавайте поклон Александре Исидоровне от Федота из Полнова, и супругу ее большое почтение.
И так же внезапно, как появился, он исчез. Слышно было только потрескивание ветвей.
— Так-то, Витя, — назидательно произнес Михаил, — романсы наши нужно оставить. Они урядникам не нравятся. А то ушлют, как того студента, в Сибирь…
Вскоре роща кончилась. За ней показались поля желтеющей ржи, на пригорке белела колокольня, рассыпались домики, покрытые щепой и почерневшей соломой.
Полново… Довольно богатое село, которое по своим размерам мало чем уступало Демянску. По Селигеру в Полново заходили пассажирские пароходы, буксиры с баржами. Шли они из Осташкова, Тверской губернии. Местные кулаки жили в Полнове припеваючи: торговали рыбой, лесом, дегтем, зерном, содержали чайные, постоялые дворы. Полново славилось различными ремеслами и, собственно, давно по своему экономическому развитию обогнало захолустный Демянск, за которым только и осталось, что слава административного центра. Бедняков в Полнове было не меньше, если не больше, чем в Демянске: где много богатых, там, как известно, нет недостатка и в бедняках.
В селе происходило что-то неладное. Путь к церкви, у которой братья должны были встретиться со Степановым, преграждала толпа крестьян, гудящая, как потревоженный улей. Запрудив дорогу, народ толпился около маленького покосившегося домика.
— Что-то, наверное, случилось, — забеспокоился Виктор.
Его слова потонули в крике, раздавшемся совершенно неожиданно. Голосила женщина лет тридцати. Она была одета в поношенную заплатанную кофту, порыжевшую от времени юбку, за которую держались мальчик и девочка, одетые, так же как их мать, в какое-то тряпье. Женщина цеплялась за коровенку, которую староста и понятые во главе с урядником пытались вырвать у нее из рук.
— Батюшка, — заливаясь слезами, кричала женщина, обращаясь к уряднику. — Пожалей, батюшка, сирот. Не отнимай последнего. Люди добрые, да что это такое? Мужа убили на турецкой, осталась одна с малолетками, а эти изверги…
— Я тебе покажу извергов! — набросился на нее урядник.
Вдруг из толпы вынырнули двое подростков. Тот, который был поменьше, пронзительно закричал:
— Не смейте ее обижать! Отдайте ей корову! Она солдатка, вдова, у нее дети. Дети голодать будут…
Урядник опустил занесенную руку и оторопело уставился на ребят. Толпа замерла.
Придя в себя, урядник с подчеркнутой любезностью и в то же время с явной издевкой спросил:
— С кем имею честь? Мальчики молчали.
— Ну ты, — обратился урядник к Виктору, — как фамилия, звать как?
— Виктор Курнатовский, — спокойно ответил мальчик.
— А сколько вашему благородию годков? — продолжал урядник, улыбаясь в рыжие усы и с явным интересом разглядывая мальчика.
— Тринадцать.
— Скажите на милость, всего тринадцать, а сколько от вас беспокойства народу!
— При чем тут я, — не унимался Виктор.
— Кто отец? — резко и требовательно оборвал обозленный урядник.
— Полковой врач.
— Так-с… Лекарь… Где изволите проживать?
— В Риге.
— Как в Риге? — окончательно вышел из себя урядник. — Ты что мне голову морочишь? Как вы сюда попали?
— Я вас прошу, — по-прежнему спокойно сказал Виктор, — во-первых, на меня не кричать, а во-вторых, не тыкать.
— Да, не тыкать, — поддержал брата Михаил. — А приехали мы сюда действительно из Риги, на каникулы. Живем в Демянске. Шли на Селигер удить рыбу, а тут вот какие дела творятся…
— Какие еще дела, молодой человек? — прохрипел урядник.
— А такие, что не по закону у бедняков коров отбираете, — сказал Виктор.
— Значит, в тринадцать лет вы все законы уже знаете, а я в пятьдесят, выходит, дурак?
— Это вам лучше знать, — ответил Михаил. По толпе пронесся смешок. Урядник побагровел и крикнул старосте:
— Веди в избу!
И он, и староста, и понятые забыли о женщине, о корове. Услужливо расчищая путь через толпу наседавших крестьян, староста протолкался к своей избе и накрепко закрыл двери перед любопытными. Но толпа не расходилась.
Урядник уселся за стол, взял лист бумаги, поданный ему старостой, и начал писать протокол.
— У кого гостите на каникулах? Поточнее назовите адрес…
— У Степановых, — ответил Михаил, — у нашей сводной сестры и ее мужа.
— Уж не Александрой ли Исидоровной зовут вашу сестрицу? — оживился урядник.
— Да, — подтвердил Михаил, — а что в этом дурного?
— А то, — назидательно произнес урядник, что почтенная ваша сестрица и ее супруг находятся под полицейским надзором. Известно вам это? Они мастера народ баламутить. Где же при таких родственниках вам понять, молодые люди, как себя следует вести с начальством?
— А кто тут начальство?
— Я начальство, — прогремел урядник, — я… И придется мне поучить вас, если ваша образованная сестрица и ее муженек не умеют или не хотят сделать этого. Запереть их в чулан, — приказал он старосте. — Посмотрите, что у них в узелках, а я закончу протокол — и в уезд: пусть там решают, что с ними делать.
Через несколько минут незадачливые рыболовы оказались в темном, пыльном чулане, где была свалена всякая рухлядь. Урядник сам проверил замок чтобы — упаси бог! — не убежали. Сквозь маленькое окошко, вернее, просто отверстие, выпиленное прямо в бревнах, пробивался тусклый свет. Привыкнув к полумраку, братья нашли среди хлама два ящика и уселись на них.
Но Виктор не умел оставаться без дела. Он подобрал валявшуюся на земле морковку и свеклу. На одном из ящиков огрызком карандаша начертил доску, и ребята начали играть в шашки. Время текло незаметно.
Вдруг Михаилу почудилось, что за стеной, за окном, кто-то царапается. Он прислушался. Звук повторился. Тогда Михаил подтащил к окошку ящик, встал на него и тихо спросил:
— Кто тут?
— Это я, Пашка. Ну, Пашка… У нашей мамки корову хотели отнять.
— Отобрали, наверное, все-таки? — поинтересовался Михаил.
— Да нет, цела она… Мы ее в лес загнали. Потом в другую деревню к мамкиной родне перегоним. Меня, — продолжал невидимый собеседник, — мамка к вам послала. Может, чего нужно? Воды, хлеба?
— Спасибо, Пашка. Ничего нам не надо. Или, пожалуй, вот что: сбегай к церкви, встреть там нашего дядю. Узнаешь его по соломенной шляпе и белой рубахе. Удочки у него будут в руках… Степанов его фамилия. Расскажи, где мы.
— Мигом слетаю, — согласился Пашка и убежал.
Не прошло и получаса, как за дверью чулана послышались голоса. Ребята узнали голос дяди. Степанов говорил с урядником, и речь шла, собственно, не столько об их проступке, сколько о том, какую сумму получит урядник за освобождение «бунтарей». Торг завершился довольно быстро: урядник получил пять рублей, а староста и понятые — по полтиннику. Двери чулана открылись, и урядник, улыбаясь, сказал:
— Все только из уважения к почтенному Александру Николаевичу. А то ведь страшно подумать — прямо бунт устроили…
Когда Степанов и братья Курнатовские отошли достаточно далеко от села, Александр Николаевич принялся отчитывать мальчиков за неосторожность.
— Хорошо, если все обойдется. А то отошлет он свой протокол в уезд приставу, а там неприятностей не оберешься… Ну, это вам наука.
Вечер и ночь провели на берегу озера. Жгли костер, рыбачили, варили уху. Рассказали Степанову о могиле новгородского воина, о встрече с Федотом.