Хотя вполне возможно, что «доверительный разговор» в гестапо, закончившийся согласием на сотрудничество, происходил и несколько раньше — только об этом никто не знает (в агентурной работе скрывается все, что представляется возможным утаить, в особенности — время начала «работы»), а задержание ее вместе с другими врачами являлось «профилактической» или какой-либо еще мерой — для того, к примеру, чтобы активнее работала…
Такая «работа» была крайне необходима для гитлеровцев.
«Николаевское сопротивление всерьез обеспокоило Берлин. Гестапо наводнило город агентурой. Предпринимались попытки выйти на группу Лягина под видом связников из подпольных организаций. Но проверка выводила провокаторов на чистую воду, профессионально и оперативно грамотно действовали Лягин и члены его группы»{211}.
По вышеприведенной оценке из почти что официального источника кажется, что у «Маршрутников» все было хорошо… Но вспомним слова генерал-лейтенанта Судоплатова, сказанные им про Виктора Лягина: «достаточного опыта контрразведывательной работы у него не было». Не зря, ох как не зря говорил это «гроссмейстер отечественных спецслужб»!
…Как хочется рассказать о том, чем именно занимался герой нашей книги, о чем он в это время думал, что чувствовал, — но, к сожалению, сделать это практически не представляется возможным. Конечно, мы можем «смоделировать» ситуацию, аккуратно поставив себя на место Виктора Лягина (не надо обвинять автора в нескромности: так делают многие писатели, опираясь на свой более или менее — в зависимости от конкретной личности — богатый жизненный опыт), но все-таки реальный биографический жанр подобных «вольностей» не допускает. Ведь мы не роман пишем, но фактически восстанавливаем биографию, некогда скрытую грифом «Совершенно секретно». Если кому-то из коллег Виктора Лягина повезло и они впоследствии смогли написать мемуары, в которых открыли часть правды о своих жизни, деятельности и подвигах, то наш герой не только ничего не смог написать, потому как не дожил до «мемуарного возраста», но и ничего не рассказал — даже тогда, когда от него этого настоятельно требовали. Ведь требовали не свои коллеги и не заинтересованные читатели, но сотрудники гестапо на допросах. Уж они-то бы все записали, во всех мельчайших подробностях… Не получилось!
Но о том мы расскажем в свое время — к сожалению, уже довольно-таки скоро.
И вот для иллюстрации того, что происходило в оккупированном городе, — фрагмент из сообщения Советского информбюро от 16 августа 1942 года:
«Немецко-фашистские захватчики истребляют мирное население оккупированных районов Украины. В гор. Николаеве гестаповцы 27 июля обнаружили труп убитого немецкого офицера. Это послужило поводом к новой зверской расправе над мирным населением. За одну ночь гитлеровские бандиты арестовали более 120 человек, вывезли их за город и всех расстреляли»{212}.
Кто и почему убил гитлеровца, мы не знаем. Вполне возможно, что бойцы какой-нибудь подпольной группы. Но может так статься, что убийство носило и чисто бытовой характер. Нет, про «совместное распитие спиртных напитков, переросшее в последующую ссору», мы не говорим, но не исключается, что какие-то «уркаганы» (каковых, как нам известно, в Николаеве было предостаточно) просто-напросто подкараулили «фрица», убили его и ограбили. А 120 человек расстреляли…
В августе 1942 года николаевские подпольщики «преподнесли» гитлеровским люфтваффе свой очередной «подарок»: на немецком военном аэродроме, расположенном в районе Широкая Балка, они организовали взрыв, в результате которого были уничтожены два боевых самолета и четыре тонны горючего.