Словом, 13 августа 1973 года в субботу и произошел на территории нефтепарка взрыв, погибло 13 человек. В этот день стояла сильнейшая жара, не было никакого ветра. Начальником нефтепарка в этот период работал Драгунов, а заместителем по подготовке и перекачке нефти — Малясов. За день до случившегося пришла очередная телефонограмма: «Срочно увеличить суточную добычу нефти на 10 тысяч тонн». Это указание стало главным фактором, приведшим к катастрофе. Рынковой в это время отвечал за инженерно-технологическую службу, занимался добычей, обустройством и вводом скважин. Выполнять указание он отказался, раскручивать добычу не стал. Его отстранили от исполнения обязанностей. Начальник нефтегазодобывающего управления «Нижневартовскнефть» поехал сам принимать меры для выполнения полученной директивы. А раскрутить добычу при фонтанном способе было просто: надо открыть задвижку на готовых скважинах. Что и было сделано. Только одна скважина № 204 давала 2400 тонн в сутки! Но уже в субботу поступил тревожный сигнал: люди задыхаются от газа, он стал скапливаться на территории нефтепарка. Звонят Рынковому: «Что делать?» — «А что я могу сделать? — отвечает Иван Иванович. — Парком уже не командую, звоните начальству». А те отмахиваются, дескать, обойдется.
Пришлось Рынковому самому ехать в парк, наводить порядок. Но пока он добирался, произошел взрыв. Горело все, что могло гореть: насосная, культбудки, оборудование. Из двух резервуаров вытекала нефть и тоже горела. От пламени нагревалась нефть и внутри резервуаров, и в случае их взрывов количество человеческих жертв могло быть неизмеримо больше. Самое главное, что нужно было сделать в этой обстановке, — это закрыть задвижку, чтобы прекратить поступление нефти в резервуары. Рынковой предложил такой вариант: пусть пожарные сделают ему пеновую оболочку, потому что, окутанный пеной, он сможет пробраться сквозь пламя к задвижке. Получил «добро» и полез. Начальником у пожарных был Пенимасов (тоже фамилия характерная, с «пеной» связанная), оболочку Рынковому сделали отличную. Хотя он и думал, когда лез в огонь, что «всё, Рынковой, много ты рисковал, все обходилось благополучно, но тут тебе, видно, конец!». Однако до задвижки добрался и перекрыл поступление нефти. И живой выбрался. А когда нефть перестала течь из резервуаров, стало угасать и пламя. Пожарные постарались. Но хорошие люди погибли, кто во время взрыва, кто потом, в больнице, от ожогов.
— И суд был? — спросил Леша.
— Естественно. Троих сразу арестовали и исключили из партии: Галеева, Малясова и Драгунова. По результатам следствия четвертым должен был быть Рынковой. Хотя он то тут был совершенно ни при чем, напротив, вел себя очень мужественно. Но допросы шли больше месяца. А те трое всё валили друг на друга и на Рынкового, хотя он их неоднократно предупреждал о возможной аварии. Ну, может быть, Драгунов вел себя более порядочно, чем остальные. Позже в Тюмени состоялся суд, арестованных приговорили к восьми годам, Рынковой получил партийный выговор. Нефтяники потом много сил приложили, чтобы их освободили досрочно. Иван Иванович считает, что они, в общем-то, были невиновны. Виновата была вся система, которая вынуждала их на такие действия. Телефонограмму о наращивании добычи тогда дал Дунаев из главка, а на главк давил ЦК.
Рынковой потом был назначен ответственным за реконструкцию и восстановление парка. И весь необходимый объем работ был выполнен в запланированные сроки. Но осталось у него щемящее чувство: как работать дальше, если платить за добываемую нефть приходится такой высокой ценой — человеческими жизнями? Он даже тогда в порыве свои грамоты (а их накопилось за все время порядка семидесяти) выбросил… Вот такими усилиями и нервами давалась нефть Мегиона и Самотлора, — закончил свой рассказ Чишинов.
— Мегион, Самотлор, — повторил Алексей, и эти незнакомые слова прозвучали для него как заклинание, словно наполненные волшебным смыслом. — Звучит действительно красиво.