В 1975 году в ознаменование 10-летия открытия Самотлора на скважине Р-1 была сооружена металлическая стела высотой 16 метров с символическим вечным факелом сверху. Стояли стенды с фамилиями первооткрывателей. К концу жизни Виктора Ивановича Муравленко Самотлор вышел на свой технологический максимум, давал стране более 155 миллионов тонн нефти в год. Но после его смерти интенсивность добычи стала падать. Снесли почему-то и стелу. Но это уже другая история, не имеющая к первооткрывателям Самотлора никакого отношения.
Сегодня, как говорил тот же Абазаров, никого не волнует полный развал геологии, отсутствие поиска и разведки нефтяных и газовых месторождений. Продержится Россия еще несколько десятков лет на тех запасах, которые есть сегодня, а что дальше? И что будет с северными городами? Это очень серьезная проблема, о ней тут в двух словах не скажешь.
— А ты в трех изложи, — пошутил Леша.
— Я тебе лучше другие слова приведу, — серьезно ответил Николай Александрович. — Из письма Чехова, когда он возвращался с Сахалина через Сибирь: «Я стоял и думал: «Какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега!»» Сказано за шестьдесят лет до бурного подъема Тюменского Севера. Надо, чтобы эта полная жизнь не затухала. И чтобы память о таких мужественных и самоотверженных людях, как Муравленко, Абазаров, Норкин и другие, хранилась всегда. Ведь они и сделали в Сибири то, о чем мечтал Чехов.
Вечерняя прогулка подходила к концу. Много информации обрушил Чишинов на своего юного соседа, и всё — за один день. Такое сразу и не переваришь. А уже подходя к дому, он вдруг произнес совершенно непонятную фразу:
— Каждый отличный студент должен курить папиросы, ты, Юра, мал, потерпи немного.
Алексей подумал, что дядя Коля стал «заговариваться»…
Глава восьмая
Леша переспросил, а Николай Александрович повторил свою загадочную фразу. И только потом пояснил:
— Поскольку мы с тобой говорили о геологоразведке, без которой нет и не может быть никаких нефтяных промыслов, то я просто привел тебе этакую считалочку — ее любой будущий геолог на первом курсе института назубок знает, как таблицу умножения. Скажем, у физиков в известной поговорке: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан» закодирован цветовой спектр радуги (красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый). А вот геологам фраза: «Каждый отличный студент должен курить папиросы, ты, Юра, мал, потерпи немного» помогает запомнить названия геологических периодов Земли с начала ее зарождения, многовековых циклов: кембрий, ордовик, силур, девон, карбон, пермь, триас, юра, мел, полиоген, неоген. Так вот.
— Девон — нефть, — радостно присвистнул Алексей, начинающий кое-что соображать. — А юра — никак «Парк Юрского периода» Стивена Спилберга? С динозаврами.
— Ну, примерно, — кивнул дядя Коля. — Только о происхождении нефти ученые до сих пор спорят и к единому мнению прийти не могут. Одни говорят, что она растительного происхождения, другие — неорганического, третьи вообще выдвигают какие-то космические теории. Вопрос действительно сложный и открыт до сих пор. В Канаде, кажется, до-бурились до такого геологического пласта, где никакой нефти не должно было быть по определению. А она оказалась. Недра Земли таят в себе ничуть не меньше загадок, чем космос. Это настоящий кладезь, а ключик так просто не дается. И нефть всюду разная. На Уренгое, к примеру, очень вязкая, тяжелая в добыче. Такая же приблизительно на Русском месторождении, это чуть севернее. Там она похожа на нефтяное желе, мармелад. Ее нужно конденсатом разбавлять, что-
бы пробок в трубе не было. Нефтяникам нефть на Русском месторождении так и не далась. Работы были свернуты до лучших времен, но так до сих пор и не развернулись. Видно, «лучшие времена» еще не наступили. А на Уренгое как добывали, так и добывают.
Чишинов взглянул на часы, открыл дверь в подъезд.
— Я тебе еще не о всех муравленковских промыслах рассказал, время у нас есть. Если не совсем надоел, пошли ко мне, выпьем кофе, футбол без нас не начнется. Там и продолжим.
— Не надоел, — откликнулся Алексей. — Ты для меня сегодня, дядя Коля, сам какой-то здоровенный «геологический пласт» открыл. Я бы его так и назвал — муравленковским. Двенадцатый период развития земли, жизни.
— Ну, это ты хватанул! — засмеялся Николай Александрович, похлопав его по плечу. Но ему было приятно услышать такое. Значит, не зря всё, коли хоть один человек из «поколения пепси» вдруг начнет задумываться о великом прошлом своей страны. И не только о прошлом, но и о ее будущем.