— Что за сорт? — с видом знатока спросил Алексей. — Французский?
Николай Александрович засмеялся.
— Нет, просто по фамилии Николая Мержи, начальника «Томскнефти». Был он худой, высокий и абсолютный блондин, а кто-то из работяг углядел в этом сходство с бутылкой. Вот и прилипло название… А однажды к нам на пикник забрел медвежонок. Мать, наверное, браконьеры подстрелили. Ну что с ним делать? Решили ребята подарить его Муравленко. Отвезли в Тюмень. А зачем он Виктору Ивановичу? Отдали медвежонка гастролировавшему цирку. А Муравленко ему, вернее, ей имя придумал: «Машка Самотлориха». И мы все ждали, когда афиша с таким сценическим псевдонимом появится.
— Дождались?
— Нет, видно, не получилось из нее артистки, дали ей «вольную». Конечно, в тайге лучше… Воля! — мечтательно проговорил Николай Александрович, оглядывая каменные дома. — Разве забудешь, Леша, эту природу? Даже непроходимые, комариные, желто-бурые и изумрудно-зеленые болота, от которых по утрам поднимается тяжелый туман, а к вечеру пробирает до костей сырость, — и те снятся. А торф в этих болотах порою залегал на глубине до 10 метров. По всем правилам и стандартам — строить в таких условиях нельзя, а ведь строили! Забудешь разве ту трубу, по которой ходили, боясь свалиться в болото, чтобы добраться до вертолетной площадки? Или когда дождь со снегом и ураганный ветер рвет брезент, едва прикрывающий установку, а из скважины выбрасывается буровой раствор, обливая всех с ног до головы? В пятидесятиградусный мороз ломалась техника, а люди выдерживали!
А когда летишь в вертолете по безбрежному небу на развалюхе «Ми-1», видишь внизу сверкающие среди сплошной зелени блюдца озер, и тебе открывается поразительная волшебная панорама, словно попал в страну грез. Господи, сколько же там этих озер и водоемов! В одном только Ямало-Ненецком крае больше 350 тысяч.
Суровой кажется только первая зима на Севере, потом привыкаешь. Зато летом — раздолье для грибников. А еще — ягоды, кедровые шишки — всё, что угодно. Лечебные травы, коренья, целые россыпи клюквы, черники, голубики, морошки, княженики. На берегах извилистых рек — пестрый ковер разнотравья. А высохшие небольшие озерца устилают кочкарники и мох. Мох всюду. И осока, вереск, лишайники. Корма для оленей. Ближе к югу — сибирская пихта, сосна, рябина, осина, береза, можжевельник. Раздолье для прилетающих из теплых стран птиц. А из коренных, оседлых — тетерев, глухарь, рябчик. Самое «оно» для охотника. Ну и, конечно, зверье самое разнообразное: ондатра и выдра, соболь и горностай, лисица и волк, росомаха и заяц-беляк, лось и медведь. Белки, барсуки, бурундуки, лемминги (вроде хомячков), мыши-полевки, рыси и куницы. Просто не перечислить всех видов живности. Одних только представителей семейства воробьиных почти сорок разновидностей, а сколько всевозможных дятлов, гагар, кукушек, журавлей, сов, гусей-пискулек! О рыбах и говорить не буду! — И хотя он сказал это довольно решительно и твердо, но тут же и стал перечислять, загибая пальцы: — Сиг, осетр, стерлядь, горбуша, голец, омуль, таймень, пыжьян, муксун, — пальцы на обеих руках заканчивались, но Николая Николаевича это не остановило: — Ряпушка, тугун, нельма, хариус, корюшка, щука, карась, язь, елец, гольян…
— В нашем Гольянове, наверное, водился, — попытался остановить его Алексей. Но это было напрасным делом, дядя Коля, который был рыбаком с рождения, продолжал перебирать, как заведенный:
— …налим, плотва, ерш, окунь, бычки-подкаменщики, пелядь…
— Стоп! — взмолился на этом слове Леша. — На мат-то не переходи, Виктор Иванович запретил же.
— Рыба такая, — сказал рыбак-бурильщик. — Очень вкусная. А гнуса и комаров тоже почти с полсотни видов, между прочим. Но главное животное там конечно же олень. Это для коренного населения — всё: и транспорт, и продуктовый магазин, и промтоварный тоже. Он да собака — самые верные друзья ненца. Они говорят: «Есть олешек — жить можно, ушел олень — беда!»
Они остановились перед подъездом своего дома. Присели на лавочку перекурить. А Николай Александрович продолжал рассказывать:
— Конечно, раньше всей этой живности было гораздо больше, а сейчас в Красной книге многие виды и рыб, и птиц, и растений. За все сорок поколений ненцев и ханты с манси столько не уничтожили, как в XX веке. Те никогда не убивали зверя и дичи больше, чем требовалось для пропитания или торговли. Большинство из них до сих пор живет в чумах, а носят ягушку и малицу — это такая верхняя одежда из шкур молодых оленей, очень теплая и красивая, настоящее произведение искусства. А любимое кушанье — строганина, то есть свежемороженая рыба, тонко наструганная острым ножиком.