Сибирь, Тюмень, огромный муравейник перед глазами, зовущий его голос старого ханты, в меховой одежде, расшитой цветными тканями и бисером. Звуки бубна. На ногах ханты — черки, целиком сшитые из камусов, шкур с лап крупного животного; на голове — капюшон малицы с ложной косой, пучками волос, перевитых цветным шнурком. Это — шаман. Голос говорит ему, словно предупреждает, на незнакомом языке: «Тогово илакал, кунаканмэ балдыкал, авдува иргивкэл — бэе тэкэнин окал». Что это — угроза? Нежелание видеть пришельцев на этой древней земле? Нет, шаман настроен вполне миролюбиво, он стар и мудр, понимает, что белый человек пришел не губить землю и недра, не разорять их, а спасти, поднять «черную живую кровь», рада блага всех — и его народа тоже. Слова эти означают другое, смысл их проясняется в сознании без всякого толмачества. Они такие же древние, как библейские заповеди, только из «Иты» местного племени. И означают простые человечные истины: «Очаг свой разожги, ребенка роди, скотину вырасти — корнем человека стань… То, что тебе дается, не жалей для людей, соблюдай обычаи равного дележа со всеми. А Небо теплом своим все соринки земли растит». Звучит бубен все громче и тревожнее, как заклинание, звучит, как набат в человеческом сердце. А голос продолжал говорить, рассказывать:
— Хочешь знать, откуда пошли ханты и манси, общие предки народа Пастэр? Там, где берет начало Обь, жили когда-то два человека, и пошли они на охоту. Наткнулись неожиданно на прекрасную дичь, на лося. Начали его преследовать. У первого человека Пастэр были крылья, он гнался за зверем по воздуху; второй, у которого были только ноги, преследовал его по земле. И хотя он бежал быстро, как птица, все же отставал от лося и крылатого человека. Совсем они его обошли! Но возвращаться он все-таки не хотел, так и бежал дальше за ними. А крылатый человек лося наконец догнал. Попал в него стрелой, но и сам упал рядом, обессиленный. Потом встал, начал осматриваться. Думает: «Свою землю я оставил далеко позади. Что это за земля? Я ее не знаю! Как вернусь домой?» Снял он с лося шкуру, обрезал спинной жир, засунул его в голенище своей обуви.
Прикрыл мясо ветками и отправился туда, откуда пришел. Долго ли летел, коротко ли, вдруг ему встретился другой человек Пастэр, тот, что бежал.
— Убил ты лося или упустил? — спросил пеший крылатого.
— Убить-то я его убил, но так далеко отсюда, что там и оставил его мясо. Я лечу сейчас домой, а тебе, если нужно мясо лося, то иди и бери. Можешь его съесть и, пожалуй, можешь даже там остаться, потому что пешему оттуда, наверное, никогда не вернуться.
Поделился он с пешим салом из-за голенищ и полетел дальше домой. А пеший отправился к мясу лося. Долго шел, а когда нашел, то подумал: «Моя родина и вправду осталась далеко позади. Смогу ли я пешком до нее добраться?» Стал есть мясо лося, чтобы подкрепиться. Стал осматриваться. «Пешком мне никогда не вернуться, — подумал он. — Земля есть и здесь. Рыба есть, охотничья дичь есть, здесь будет неплохо. Останусь». Так и получилось. Человек Пастэр, пеший, остался там на все времена. Свою прежнюю родину он вскоре совсем забыл. А где теперь крылатый человек Пастэр — то неведомо. Может быть, в Верхнем Мире. Но все Миры — и Верхний, и Средний, и Нижний — между собою связаны, по ним даже можно время от времени путешествовать. Было бы желание…
Бубен звучал так громко, что Алексей проснулся, вскинул голову, протер ладонью глаза. Оказалось — это стучат в дверь. Он быстро соскочил с дивана, пошел открывать. На пороге стоял дядя Коля, тревожно улыбался.
— А я подумал — не случилось ли чего? Больно много ты на солнце жарился.
— Который час?
— Скоро три. Не бойся, футбол еще не проспал.
— Это хорошо.
Они прошли в комнату. Дядя Коля подобрал с пола страницы, вернул их в красную папку.
— Читал? — спросил он.
— А как же! Не оторвешься. Ты просто этот… Мамин-Сибиряк, вот. Нет, правда, хорошо. Прямо в серию «Жизнь замечательных людей». Хочется знать, что дальше.
— Тогда — продолжим, — сказал сосед с явным удовлетворением, — а ты пока чай ставь. Переходим ко второй части Сказания… О Земле Сибирской и Викторе Ивановиче Муравленко. Потому что неразрывны они, спаяны. Я вот вижу, ты уже прочел главу о его работе на Сахалине. А в виде отступления скажу, что сейчас творится на этом острове. Как бы опять не оказался он чужой территорией! Ведь что произошло в начале девяностых годов, когда таких, как Муравленко, уже в живых не было, когда барыги одни всюду пришли? Отдали нефтяные и газовые промыслы в разработку иностранцам, в концессию. Да как отдали! То ли ума у кого-то оказалось слишком мало, то ли, наоборот, чересчур умными себя считали. Проект назывался «Сахалин-2». По нему выходило, что зарубежные фирмы строят на острове промышленную инфраструктуру, но мы же за нее потом и платим — в разы больше, чем следует по всем, даже капиталистическим, нормам. И весь газ и нефть идет им.