– Сколько я там пробыл? – виновато спросил он.
– Не знаю, сэр, в доме нет часов, – ответил Саймонс, – позвольте приготовить вам ванну и постель.
– Конечно, Саймонс, спасибо.
Ещё две порции коньяка помогли ему заснуть.
Всю ночь Виктора преследовали кошмары. Он отбивался от страшных людей с масками вместо лиц, одетых в нечто похожее на монашеские рясы. Чтобы спастись, ему надо было исчезнуть, остановить мысли, избавиться от чувств, и тогда бы он стал недосягаемым для монстров, но предательский страх…
Проснулся он совершенно разбитым. Вставать не хотелось, но и оставаться в постели было тоскливо. Чтобы хоть немного привести себя в чувство, Виктор спустился к морю. Был абсолютный штиль, и поверхность воды была ровной, как стекло. Разбежавшись, Виктор нырнул. Вода была прохладной, и это приятно освежало. Он вернулся на берег, только когда возникла угроза утонуть от усталости. В приятном изнеможении Виктор упал на остывший за ночь песок. Когда стало холодно, он поднялся и бегом побежал вверх по лестнице. Приняв душ, Виктор спустился в гостиную.
– Извольте завтракать, сэр, – услышал он голос Саймонса, который совсем неслышно вышел из столовой.
Завтрак был скромным – овсянка, сдобная булочка с джемом и чай. Судя по недовольству желудка, завтракать Виктор привык более плотно.
– Скажите, Саймонс, а что вы вообще здесь делаете? – спросил он, закуривая сигару.
– Служу вам, сэр.
– Я имею в виду, что вас подвигло на это?
– Не знаю, сэр. Возможно, деньги. Возможно, у меня вообще не было выбора. Вы же не помните, как попали в этот дом. Я тоже. Всё, что у нас есть – это обрывки воспоминаний, причём неизвестно ещё, можно ли им доверять. И можно ли доверять вообще чему-нибудь на этом острове.
– Вас не пугают такие выводы?
– Пугают, сэр.
– По вам не скажешь.
– Это потому, что я позволяю себе бояться, сэр.
– Что?!
– Я позволяю себе бояться, сэр. Если позволите, я объясню, – произнёс Саймонс, увидев недоумение на лице Виктора.
– Будьте любезны.
– Вечером, когда стемнеет, я забираюсь в самое тёмное место и начинаю бояться всего, что только можно. Я думаю обо всех демонах, о том, что нас могут убить, обо всех неприятностях, которые могут случиться. Моё воображение буквально материализует все мои страхи, которые набрасываются на меня. Я чувствую, как они пытаются меня уничтожить, и боюсь. Я погружаюсь в страх настолько глубоко, насколько возможно, и что бы ни происходило, прохожу через это. Я принимаю свой страх, не отвергаю его, позволяю ему быть. Страх – это нечто естественное, заложенное в нас самим богом или природой. Это дар, и я с благодарностью принимаю его. И потом, когда мне становится страшно, я принимаю свой страх как друга.
– И что?
– Попробуйте, сэр, эффект весьма впечатляет.
– А вам не кажется, что вы слишком умны для того, чтобы быть обычным слугой?
– Возможно, раньше я не был слугой. А возможно, это ложные воспоминания. В любом случае, я не смогу ответить на этот вопрос, сэр.
– Хорошо, Саймонс, спасибо за совет.
– Не стоит благодарности, сэр.
В течение недели Виктор плавал или фехтовал до изнеможения, а вечером отправлялся в склеп, где отдавался страхам. Сколько раз он думал, что умирает или сходит с ума, но в действительности ничего этого не происходило. Внезапно он понял, что боится только часть его «я», тогда как сам он наблюдает за этим со стороны. При этом он мог по своему желанию либо погружаться в сводящий с ума ужас, либо отстранённо наблюдать за ним. От удивления он забыл, где находится и попытался вскочить на ноги. Удар головой о каменный потолок принёс ещё одно открытие: оказывается точно так же можно наблюдать и свою боль! Страх и тьма оказались освободителями, а не врагами.
Ночью Виктору приснилось имя: Жозефина. Только имя, но это имя наполнило его душу чувством невосполнимой утраты, любовью, страстью, тоской… Подушка была мокрой от слёз.
Следующую неделю он был одержим этим именем и буквально считал минуты до заката. Уединяясь в склепе, он пытался вытянуть из себя хоть что-то, что могло бы открыть ему тайну этого имени. Только в полном изнеможении, мучимый голодом и жаждой, он возвращался наверх. Постепенно им начало овладевать отчаяние.
– Похоже, вы слишком усердны, сэр, – заметил Саймонс после того, как Виктор пропустил один из тех ударов, которые человеку с его уровнем мастерства стыдно пропускать.
– Что вы имеете в виду? – спросил он, переводя дыхание.
– Стучи, и тебе не откроют. Своими усилиями вы не позволяете воспоминаниям прийти. Это как сон, который нельзя призвать. Ему можно только покорно отдаться и ждать.