Виктор Сергеевич был не только выдающимся русским советским писателем. Он был и настоящим гражданином своего Отечества, великим патриотом
Так вот, скажу откровенно, хотя, может, это кому-то и не понравится или покажется совсем наивным: я за монолит в лице обновленной федерации. Пусть Союзный договор сохранит наш Союз именно как монолит – не просто собрание разнородных элементов, а органическое соединение элементов внутренне близких, как нередко бывает в природе. И потом, должно же быть у наших людей чувство общей Родины, единого дома. Я, скажем, никогда не забуду, как воевали у нас в батарее ребята самых разных национальностей..
В.К. Проблема, к которой вы обратились, исключительно актуальна. Ну а добро и зло в культуре, в литературе, где вы работаете? Как они здесь себя проявляют?
В.Р. Наша культура – и русская, и многонациональная – всегда отличалась высокой нравственностью. А сейчас на нее полезла безнравственность. Нахраписто, бесцеремонно полезла.
Вот я захватил с собой письмо, которое пришло мне как секретарю правления Союза писателей. Из Саратова. Автор просит, чтобы я публично дал соответствующую оценку пьесе Владимира Сорокина «Пельмени», опубликованной в шестом номере журнала «Искусство кино» за 1990 год. Дескать, легализуется самая настоящая порнография, в данном случае словесная. И что же? Я прочитал эту пьесу и полностью согласен с автором письма. Кстати, радует, что это молодой человек. Подписался: Голяков Алексей, 21 год.
Значит, и некоторых молодых уже возмущает тот разгул, который идет ныне и в театре, и в кино, и в литературе. Для меня же – я старый человек – для меня вот это появление грязных, мерзких слов в художественной ткани современных произведений просто болью в сердце отдается.
Вспоминаю в связи с этим, как во время путешествия по Волге в одном из храмов я увидел необычную икону: Богоматерь, а в грудь ее вонзаются стрелы. Заинтересовался, потому что никогда раньше такой иконы не видел. А мне объяснили: это Богоматерь Семистрельная. Когда говорят скверные слова, они ей в сердце вонзаются. Вот так.
Я думаю: есть любовь, есть секс, есть эротика, а есть похабщина. Эти похабные слова оскверняют душу, они развращают людей. И лично я всей душой поддерживаю меры нашего президента, направленные на охрану общественной нравственности. Пользуясь случаем, хочу обратиться ко всем деятелям культуры: не несите похабщину, давайте бороться с этим злом!
В.К. Но ведь многие вполне серьезно считают это важным завоеванием свободы.
В.Р. По-моему, в понятие свободы непременно входит и самоограничение. Иначе получается не свобода, а распущенность. А это вещи разные. Распущенным-то быть гораздо легче, нежели свободным.
Часто ссылаются на США: свободная страна, свободный народ. Но я недавно был там в деловой командировке и убедился: вот где дисциплина строгая, вот где законопослушание, вот где порядок. Потому что власть ограничивает поведение своих граждан. Попробуйте, например, поспорить с полицейским…
И люди сдерживают себя перед законом. Что ж, пожалуй, здесь вполне подходит Марксово определение: свобода – осознанная необходимость.
В.К. Добро я непосредственно связываю с добротой: тут, по-моему, недаром общий корень. А как вы относитесь к известному выражению поэта о том, что добро должно быть с кулаками?
В.Р. Иногда должно, а иногда – нет. Я приведу пример из своей личной жизни, настолько ужасный, что мне даже стыдно об этом говорить. Когда я применил кулак. На меня было нападение: ткнули в глаз, правда, попали около глаза, но потекла кровь. Я растерялся: что делать? В это время я держал за руку трехлетнюю внучку. И пришлось пустить в ход кулаки. Я отбился.
Это вынужденная, можно сказать, крайняя ситуация. Но мне совсем не по душе, когда врукопашную идут, скажем, на пленуме в Союзе писателей. Вот тут добрее надо быть даже к своему противнику. Цивилизованно вести спор и решать вопросы. Если же ты берешь на вооружение в борьбе с коварным противником его способ, его оружие с кривым ходом, то сам же уподобляешься ему.