Именно в этот самый миг он проснулся, и увидел в иллюминаторе яркую вспышку света, которая на доли секунды ослепила ему глаза. А когда он снова их открыл, то обнаружил, что свет в салоне самолета погас. Сидевший с ним рядом Федор Канарейкин, схватил его за локоть и, жарко дыша ему в ухо, спросил:
— Борис, что это было?
Но Александров не смог ему ответить ничего вразумительного — он и сам не понимал, что произошло только что за бортом самолета буквально в нескольких метрах от его иллюминатора. А свет в салоне по-прежнему не включался, да еще к тому же самолет начало трясти, что только усиливало ужас от происходящего. Никто ничего не понимал и все ждали каких-то объяснений по громкой связи от командира экипажа, но тот почему-то молчал. В этот миг где-то поблизости от Александрова заплакал ребенок. Мама попыталась его успокоить, но было понятно по ее голосу, что она сама крайне напугана этой ситуацией и еле сдерживается, чтобы самой не разрыдаться.
— Борис, кажется нам крандец, — снова услышал Александров голос своего соседа. — Говорят, в Питере, в апреле, было почти то же самое.
Речь шла о катастрофе ИЛ-18 27 апреля 1974 года, выполнявшего чартерный рейс Ленинград — Запорожье — Краснодар. Это была крупнейшая авиакатастрофа в Ленинграде — в ней погибли 109 человек. На борту ИЛа, на котором теперь летел Александров, находилось около 120 человек, из них 20 были хоккеистами, которых называли будущими звездами советского хоккея. Они только что выиграли молодежный чемпионат мира и были полны самых радужных надежд и планов. Так, Александров, которого в регулярном чемпионате СССР в этом сезоне поначалу не часто ставили на игры, теперь мог быть уверен, что во втором звене, рядом с Викуловым и Жлуктовым, постоянное место ему гарантировано.
Полет в кромешной темноте длился чуть меньше часа. О чем думали все это время пассажиры ИЛа, одному богу известно. И даже когда самолет, наконец, совершил экстренную посадку в Ленинграде, пассажиры не спешили радоваться, поскольку свет в салоне так и не включился. И только когда люди выбрались на бетонку аэропорта, началось массовое ликование. Александров попал в объятия высокого мужчины, который оказался летчиком, Героем Советского Союза.
— Ну, парень, считай, что мы второй раз на свет родились, — объявил летчик хоккеисту.
— Что же все-таки произошло в воздухе? — Александров задал вопрос, который мучил его все это время.
— А ты не понял? Шаровая молния разрядилась прямо на подходе к самолету. Еще бы чуть-чуть — и нам не выжить.
В аэропорту всем пассажирам объявили, что рейс до Москвы будет через два часа. Услышав это, несколько игроков сборной СССР подошли к тренеру Юрию Морозову.
— Юрий Иванович, мы в самолет больше не сядем, — объявил один из подошедших, выражая мнение делегировавших его товарищей.
— Как же вы собираетесь добираться до дома? — спросил тренер.
— Поедем на поезде.
Наставник обвел взглядом подошедших — их было десять человек.
— Остальные тоже так думают? — поинтересовался Морозов у других игроков.
— Нет, мы полетим самолетом, — ответил за всех Александров.
В сложившейся ситуации это можно было назвать поступком.
— Ну, что же, пусть так и будет, — подвел итог короткой дискуссии тренер и остался с теми, кто собрался продолжать свой путь по воздуху.
Алан продолжал колесить по городу, показывая столичной гостье его достопримечательности и попутно давая комментарии. Но иногда в этот рассказ вплетал свой голос и Александров.
— Это наша центральная площадь — имени Ленина, — сообщил он гостье. — Здесь у нас находится все городское и областное руководство, проходят демонстрации по праздникам.