Он немного взбодрился, распаковав в столовой управления свое законное довольствие — кофе и яблочный пирог.
Кроме него в столовой остался еще только Кристиан Рённес, старший инспектор уголовной полиции.
— Сегодня среда, — извинился он, поднимая голову от купона футбольного тотализатора. Его слабость — спортивный тотализатор — была в управлении расхожей шуткой. — Что ты думаешь насчет «Челси»-«Блэкберн»?
— Победят хозяева.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что в основном выигрывают на своем поле.
— Ты думаешь? Футбольный мячик — он круглый. К тому же игру могут перенести.
— Перенести?
— В выходные из-за непогоды отменили восемь матчей.
— Надо же, не знал.
— В Англии такой дрянной погоды не было уже не знамо сколько лет.
— В Трёнделаге тоже.
— Уговорил, пишем победу хозяевам. Учти, если неверно — с тебя причитается.
Шредер улыбнулся и впился зубами в бутерброд с козьим сыром.
— А как вообще жизнь, Кристиан?
— Нормально. Уголовники тоже боятся холода. А ты? Как всегда сплошные загадки?
— Служба такая, сам понимаешь.
Рённес кивнул и на минуту отвлекся от заполнения карточки:
— А мы раскручиваем одну гадкую аферу с пожертвованиями.
— Какую?
— Мы, собственно, только начинаем. Похоже на самую примитивную обманку. К нам пришел милый парень с Фроста и рассказал, что летом перечислил деньги в помощь Польше. А пару недель назад усовестился.
— С чего вдруг?
— Он подумал, что маловато пожертвовал и решил немного добавить. Отправил на тот же счет сотню крон. А потом деньги вернулись назад вместе с сообщением из Осло, что счет был в августе закрыт и сбор пожертвований закончен.
— Ну?
— Мы все проверили и установили, что акцию «Польше нужна пища» проводило частное лицо — господин Мольтке из Трондхейма.
— Странное имя. Что-то из времен графов и баронов.
— Точно так. Мольтке открыл корреспондентский счет в середине июня. И абонировал почтовый ящик на имя своей организации. Совершенно законным образом, через фирму, занимающуюся массовой рассылкой рекламы и имеющей на это лицензию, он разослал домовладельцам Нурланда и Трёнделага брошюру. Со снимками голодающих, очередями без начала без конца плюс пламенный призыв. Гражданам оставалось только заполнить напечатанный купон и дойти до ближайшей почты. И деньги потекли рекой.
— Черт возьми, — прошептал Шредер. — Это я помню. Мы с женой тоже немного послали.
— С конца июля деньги перестали поступать. Люди или жертвуют немедленно, или вышвыривают такие призывы в помойку. Двадцать шестого августа господин Мольтке снял со счета всю сумму и закрыл его, а также отказался от абонементного ящика… — Рённес развел руками и покосился на потолок, желая усилить эффект: — На сегодня нам известно, что «Польше нужна пища» не покупала на собранные деньги никаких продуктов и не перечисляла денег другим, более крупным организациям. Мольтке растворился в воздухе. В городе нет человека с такой фамилией, а адрес он указал фальшивый. Поэтому почтовый ящик. Служащий, сдававший ему ящик, не может вспомнить, как филантроп выглядел. И мы остались с несколькими брошюрками и парой-тройкой неразборчивых подписей господина Мольтке.
— О каких суммах идет речь?
— По банковским данным ему удалось прикарманить порядка ста тридцати тысяч. Солидный выигрыш… Кстати об этом, тут осталась последняя игра. Что ты думаешь об исходе «Норидж» против «Шеффилд-Уэнсдей»?
— Ничего не думаю. Жена буду по потолку бегать, когда услышит об этой афере.
— Лучше пока не распространяйся. Нам ни к чему, чтобы жулик прочитал о своих свинствах в газете. Мы хотим схватить его за руку, и пусть расскажет, почему поляки до сих пор не увидели этих денег.
— Вы уже кого-то подозреваете?
— Пока нет. Мы только начали. Но ведь где-то же эту брошюру напечатали?
— Не могу представить…
— И не говори. Но давай вернемся к «Норидж».
Старший инспектор Кристиан Рённес посчитал, что и так сказал лишку. Сам он давно не удивлялся циничной изобретательности людей, когда речь шла о том, чтобы урвать куш, — что вовсе не означает, что он все это одобрял. Границу допустимого для себя лично он установил на азартном пристрастии к футбольным тотализаторам.