— Да нет… — не так-то легко врать Грегерсону в глаза, а нужно. Чаще и чаще он выставлял напоказ верные симптомы. То просидел несколько дней за монтажным столиком, тупо глядя перед собой. Стал сдавать некачественную работу. Конечно, они заметили, что с ним что-то не так!
Он позвонил в полицейский участок из автомата в центре. Решил не рисковать лишний раз понапрасну. Но на том конце женский голос с самой естественной в мире интонацией сообщил, что паспорт господина Гюлльхауга готов.
В качестве гримерной он использовал старое место — туалет библиотеки Научных обществ. Вырядившись по всем правилам — борода, очки, шапка, — он толкнул стеклянную дверь полицейского участка и прошел к паспортному столу. Никаких подозрительных взглядов.
— День добрый!
— Я хотел бы получить паспорт.
— Фамилия?
— Гюлльхауг.
— Минуточку. — Роется в архивных карточках и стопке готовых паспортов. — Пожалуйста. Могу я взглянуть на квитанцию?
— Пожалуйста.
— Распишитесь вот здесь, под фотографией.
Служащий раскрыл свеженький паспорт и ткнул пальцем. Мартенс медленно выводил буквы и чувствовал, как страх огнем жжет пятки. Спокойно. Сосредоточься. Ты не Мортен Мартенс. Ты — Одд Кристиан Гюлльхауг, медбрат из лечебницы в Эстмарке, и каждый раз, как тебя попросят, ты обязан расписываться совершенно одинаково. Дома он долго репетировал, но в этот решающий момент сознание вдруг вышло из под контроля. Уголком глаза он посмотрел на квитанцию и вдруг вспомнил подпись до последней закорючки. Он расписался четко и естественно, с правильными завитушками на К и Г. Уф! Служащий взял паспорт и сличил обе подписи. Потом поднял голову и скользнул взглядом по лицу перед собой. Одобрительно кивнул. В этот раз можно было и не брать с собой свидетельства о крещении.
Секундой позже Мортен Мартенс превратился в обладателя нового паспорта — одновременно подлинного и поддельного, выданного властями по всей форме, хотя и полученного в результате ловкого обмана. Он небрежно сунул паспорт в карман и спокойно пошел к выходу, хотя ноги у него дрожали. Придержал дверь господину средних лет в кожаной куртке, входившему в участок. Тот дружески кивнул в знак благодарности.
Где-то я уже видел это лицо, испугался Мартенс. Но не вспомнив, где и когда, он позабыл тревогу и предался переживанию нового триумфа. Дрожь прошла, сменившись переливчатым удовлетворением. Он снова поразился, как легко все обтяпать, если с головой подойти к делу. Теперь у него два норвежских паспорта, но своим он никогда больше пользоваться не будет. Наоборот, он останется неопровержимым доказательством того, что он не покидал пределов Королевства Норвегия.
Добрый старый школьный друг Одд Кристиан, скоро тебя ждет добрая старая Англия! Я твой милосердный ангел. Я уведу тебя из психиатрического карцера в места, о которых мы вместе грезили в детстве. Я сниму шоры с твоих глаз и покажу тебе все, чего тебе в жизни не увидеть. Угощайся, Одд Кристиан, теперь тебе снова позволено отведать всего, чего лишила тебя судьба-злодейка! (Только на долю секунды устыдился: бедный, убогий недоумок.)
Во всяком случае ты должен знать: твоя горькая судьба дала разбег другому человеку, твоему заклятому другу. А это кое-что, Одд Кристиан!
Теперь оставалось только тянуть время. В начале февраля он понял, что Нильсены встревожились не на шутку. Переигрывать тоже не надо: еще осталась пара месяцев. Нужно, чтоб они просто были готовы. Когда он исчезнет, они доложат полиции, как он был угнетен все последнее время. То же расскажут и коллеги по работе. И Анита, которая почти отчаялась завязать с ним контакт. Он готов был биться об заклад, что она скоренько смирится с тем, что отец так распорядился своей судьбой. Об этом позаботится Кари. Но сама Кари — каково ей будет? Тут гадать бесполезно, он никогда не мог понять эту женщину. Если эта глупая, эгоистичная дура замучается угрызениями совести, он не будет иметь ничего против. Возможно, ей даже придется признать, что причина — в ней. С другой стороны, он несколько остыл. Его жаркая мечта о мести чуть поутихла. Он больше не считал, что она заслужила прожить остаток жизни под гнетом чувства вины; такое самобичевание могло передаться и Аните. Больше всего его занимало, как все устроится с ним самим. Нетерпение нарастало с каждым днем, тем более что солнце поднималось все выше над горизонтом.
А кругом не могли дождаться только одного — чемпионата мира по лыжам в Осло. Осталось четыре недели! Три! Две! Ни о чем другом никто не говорил. В дни соревнований половина служащих типографии собиралась пойти в отпуск и проводить дни перед телевизором в золотом хмелю. Никто не сомневался, что этот чемпионат будет для Норвегии золотым, как никогда. Сёр-Трёнделаг будет впереди, предрекал Грегерсен, и даже Мартенс не сомневался, что Верит Аунли и Оддвар Бро выйдут победителями. Но если коллеги собираются сопереживать чужим успехам, то он лично решил ВЫИГРАТЬ ЗОЛОТО САМ. Восхитительные фунтовые бумажки можно обратить во все, чего его душенька пожелает. Если б они знали, коллеги чертовы! В пятидесятый, наверно, раз от мысли о деньгах он чуть не лишился чувств. Он весело насвистывал, когда однажды вечером неожиданно напоролся в саду на фру Нильсен. Неудачно. В оставшееся время нужно удвоить внимание. Выйти сейчас из роли равнозначно катастрофе. Никто не должен говорить потом, что перед самым исчезновением он выглядел настораживающе веселым, как будто находился в предвкушении чего-то радостного.