– Кто или что, на ваш взгляд, повлияло на решение Ахметова идти на выборы именно с Партией регионов?
– А вы считаете на него вообще можно влиять? – с мягкой, дипломатичной укоризной поморщился собеседник. – В любом случае, ответ будет однозначным.
– С клерками Ахметов переговоров не ведет, я знаю…
Владимирову хорошо было известно: Юлии Тимошенко пришлось переступить через премьерскую гордость и лично приехать в Донецк. Даже в бурные послереволюционные времена Ринат Ахметов четко обозначил: если ко мне есть вопросы у МВД, пусть их задает министр Юрий Луценко, если у Генпрокуратуры – значит, говорить буду только со Святославом Пискуном – кстати, сегодня он тоже депутат Верховной Рады, член фракции Регионов. Ахметов по-прежнему живет по принципу: текущие вопросы решаются на уровне менеджеров, стратегические – на уровне первых руководителей.
Но по здравому размышлению, имиджевые потери Ахметова от такого решения ставят крест на «том» Ахметове, которого журналист Алексей Владимиров знал до сих пор. До осени две тысячи пятого года Ринат Леонидович постоянно подчеркивал, что он «вне политики», но это «вне» непроизвольно читалось как «над». Ореол окутанной таинственности многократно преувеличивал богатство и влияние донецкого миллиардера, всевозможные слухи о его прошлом добавляли чувство иррационального страха перед человеком, который в бурные девяностые сумел оказаться на вершине, а не во взорванном джипе.
– Ахметов, – после короткой паузы продолжил интервью с Дмитрием Притыкой журналист Владимиров, – однозначно успешный человек. Некоторые приписывают его успех случаю. В том числе и тому самому – не оказался в намеченное для него время во взорванном джипе. Про джип, – сказал журналист, – это аллегория…
Дмитрий Никитович Притыка глубоко вздохнул и перешел в наступление:
– Вы тоже считаете, что Рината Ахметова было кому и за что взрывать? Ринат Леонидович – молодой и немногословный выходец из рабочей окраины Донецка. Занял свободную нишу на рынке социальных ожиданий в то время, когда к сладкоречивым политикам новой формации, американизированным и улыбчивым, недоверие в Донбассе закладывалось генетически… Да, я с вами, Алексей, пожалуй, соглашусь, – произнес, понижая тон, юрист Притыка, – Ринат Леонидович одним своим видом символизирует успех, силу и процветание. И сила его именно во внесоциальности – Ахметов всегда говорил только от своего имени, не прячась ни за политической партией, ни за социальной группой, ни за трудовым коллективом. Не от имени и по поручению, а только от себя и за себя. На бытовом уровне, – акцентировал собеседник, – Ринат Леонидович кредит доверия имеет поболее, чем многие политики и чиновники самых разных рангов. Сотни тысяч сотрудников предприятий, находящихся в орбите принадлежащей Ахметову компании СКМ, скажут вам, Алексей, что он человек дела, благодаря ему у них есть хорошо оплачиваемая работа и растет благосостояние.
– Да я и не спорю, – откликнулся журналист. – По приглашению Владимира Васильевича Рыбака я в конце февраля приезжал в Донецк, присутствовал на встрече Рината Ахметова с избирателями в театре имени Артема.
– И какое впечатление произвела на вас эта встреча?..
– Неожиданное, – оценил Владимиров. – Это был час публичности Рината Ахметова, и я приятно удивлен, что всю пресс-конференцию молодой политик провел стоя. В этом особое выражение уважения к людям, которые пришли его послушать.
– Как вы считаете, это была встреча с избирателями или пресс-конференция? – попросил уточнить Притыка.
– Больше было похоже на пресс-конференцию… В зале, Дмитрий Никитович, я видел и директоров крупных предприятий, и журналистов, пришли все желающие донетчане. Вопросы Ахметову имели возможность задать не только мои коллеги. Еще до начала встречи пресс-секретарь президента «Шахтера» Лена Довженко несколько раз настойчиво всех нас предупредила, что привилегия задавать вопросы принадлежит исключительно избирателям, а для пресс-конференции будет отведен другой день. Нам, Дмитрий Никитович, – пожаловался Алексей, – достались лишь довольно неудобные места в амфитеатре, откуда выступавшего со сцены Ахметова было почти не видно.