— Вы весьма виноваты перед делом революции, — выслушав его, заявил благодетель, — и свою вину вы должны искупить.
Иногда из-за чертовых ошибок речь его становилась похожа на какую-то опереточную арию.
— Каким образом? — мгновенно перестроился на деловой лад Альбатрос.
— Я знаю, что рука вашего товарища Краба повреждена. Пускай завтра приходит по тому же адресу, что и в прошлый раз. Ему исправят руку. А вы получите четыре ящика винтовок Пибоди. Надеюсь, один вы сможете перенести их, верно ли? Эти винтовки следует распределить среди революционных рабочих порта. Когда в порт прибудет броненосец «Император Александр Второй», они должны поднять восстание. Порт должен быть парализован хотя бы на несколько часов. Вся работа в нем должна остановиться.
— Нет, — рубанул ладонью воздух перед собой Альбатрос. — Это совершенно невозможно. И что бы вы ни сказали, возможным это не станет. Никак. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
— Это еще почему? — никаких эмоций в механическом голосе благодетеля, конечно, не было слышно, однако Альбатросу показалось, что он возмущен.
— Сегодняшняя наша акция уже вызовет массовые репрессии в городе. Заводы, вокзал и порт оцепят дополнительными кольцами солдат. Туда и мышь не проскочит. Не то что я да еще и с ящиками с оружием. Да и если бы удалось, все равно этого нельзя было делать.
— Почему?
Теперь Альбатрос то ли додумал, то ли на самом деле услышал в металлическом голосе изумление.
— Потому что власти начнут искать виновных, и они их найдут. Я давно уже не боюсь ни смерти, ни каторги. Но меня-то как раз жандармам и полиции не поймать. Вместо этого они назначат виновными рабочих из числа тех, кого считают неблагонадежными. Человек пять-шесть показательно повесят. Еще с полсотни показательно выпорют. Порку переживет только половина. А ведь у них есть семьи, которые надо кормить. Есть дети, которым нужны родители. Я борюсь за свободу для народа. За свободу, но не такой ценой. Не ценой жизней тех, за кого я сражаюсь! Не ценой жизней их детей, которым предстоит или продолжить нашу борьбу или унаследовать отвоеванный нами у самодержавия мир!
— Браво! — похлопал в ладоши пару раз благодетель. — А вы не боитесь остаться без моей поддержки? Что вы будете делать без ружей, патронов, взрывчатки?
— Бороться, как и раньше, — отрезал Альбатрос. — Или вы думаете, что облагодетельствовали нас и теперь мы стали вашими рабами? Я ведь могу прикончить вас из вашего же револьвера. Запомните один раз и навсегда, господин, мистер, мсье, герр, не знаю уж как к вам правильно обращаться. Я принимаю вашу помощь — оружием или информацией. Но служить вам и вашим интересам моя боевая группа не будет. Мы боремся с царизмом, с самодурством и самодержавием, но ради будущего. Ради наших детей, чтобы они жили в свободном от всей этой грязи мире. Помогаете нам — спасибо. Отойдете в сторону — помните, что такая же боевая группа может устроить покушение на вас в вашем Париже, Лондоне или Берлине. Или где бы то ни было!
Выдав эту длинную тираду, Альбатрос перевел дыхание. Теперь он без страха глядел в черные провалы маски благодетеля. Черт побери, пусть он его боится!
— А теперь, где ваши винтовки Пибоди. Я заберу их — и использую по назначению. Может, не сегодня и не здесь. Но могу вам гарантировать, что ваш подарок будет использован в нашей борьбе с самодержавием.
— И самодурством, — голос благодетеля звучал совершенно механически. Он показался Альбатросу в тот момент заводной игрушкой, которая только и может что повторять чужие слова.
Глава 3
До порта нас с поручиком везла уже закрытая карета. Как будто мы арестанты какие-то. Да еще и конвой конных жандармов придавал сходства. Я не верил, что будет еще одно нападение на нас, однако сопротивляться воле местного начальства не стал. На место происшествия спустя десять минут примчалось все руководство севастопольской полиции и жандармерии. От золотых эполет зарябило в глазах. Тогда же прибыла и крытая карета с конвоем из конного взвода.
Слава богу, ждать меня броненосец «Император Александр Второй» не будет, а потому мучить меня расспросами начальство не стало. Времени на них попросту не оставалось. Так что нас с поручиком быстро определили в карету — и отправили в порт.
Дышать в карете было нечем. Воздух был тяжелый, а минут через пять стал еще и липкий. Он как будто налипал на тело, оставляя на наших синих мундирах темные пятна. Узкие же окна, через которые удобно отстреливаться, свежего воздуха почти не пропускали. Болтать сил после схватки не было, однако скука быстро взяла свое. Карета катилась по улицам Севастополя весьма неспешно.