Нас пропустили через тесное кольцо охраны. Мы подъехали к группе всадников, окруженных казаками, янычарами и механическими уланами. Среди них я узнал падишаха, нашего посла и немецкого консула. Тут же был и Аббас-ага. Без маски и ингалятора. А еще какой-то британский офицер в уланской форме с черными шнурами. Он как раз разговаривал с падишахом, широко улыбаясь.
Как только мы с князем подъехали к группе всадников, Зиновьев привлек внимание падишаха. Обратился к правителю на турецком, указывая на нас. Падишах сказал что-то в ответ. Сделал витиеватый, но, несомненно, вежливый жест. Коснулся лба, сердца и живота с коротким поклоном. Переводчик не успел открыть рта. Князь ответил падишаху сам.
Уже когда мы возвращались, нас так и не отпустили из тесного кольца конвоя, князь перевел мне короткий диалог с падишахом.
— Посол рассказал Абдул-Хамиду, кто мы такие и что мы участвовали в атаке на пулемет заговорщиков. Падишах ответил, что мы достойны высших орденов султаната. Мне обещали звезду Меджидие. [17]Не знаю уж какой степени. Вас, Никита, тоже не забудут.
Солнце стояло еще высоко, когда кортеж возвращался в Стамбул. И, по всей видимости, столица султаната уже знала о покушении на правителя. Слишком уж тих был город, что совершенно не характерно для восточного города.
Кортеж ехал по притихшим улицам. Ставни домов, мимо которых мы проезжали, были наглухо закрыты. Даже на рынке почти не было народу. Большая часть лотков и киосков оказались закрыты наглухо. Между ними почти никто не ходил.
Наконец, Абдул-Хамид распрощался с Зиновьевым — и мы отправились в наше посольство.
Я понял, что, несмотря на то, что солнце еще высоко, сегодня мы с князем ничего делать не будем. Хотя время вроде и поджимало.
Глава 8
Однако я ошибся в своем предположении. Нас сразу же вызвал к себе Зиновьев. Мы с князем даже не успели переодеться из основательно испорченных парадных мундиров. Я только начал расстегивать верхние пуговицы, когда в дверь вежливо постучался посольский слуга.
— Его высокопревосходительство требует вас к себе, — с порога выдал он и добавил: — Немедленно.
Пришлось снова застегивать пуговицы, хотя это и глуповато выглядело, потому что половину пуговиц я потерял во время схватки с заговорщиками. К тому же погон на левом плече болтался, наполовину оторванный. С минуту я думал — не оторвать ли мне его совсем. Однако решил, что и без того вид у меня достаточно затрапезный. Зиновьев может и подождать несколько минут. Порывшись в вещах, я извлек на свет божий английскую булавку. Кое-как приколол ей погон к плечу. Второй булавкой закрепил серебряный шнур аксельбанта. И как только он остался при мне, даже не знаю.
Смыв с лица грязь, я отправился в посольский кабинет. Конечно, не немедленно, как передал слуга. Но не мог же я являться к нему с оторванным погоном, болтающимся аксельбантом, да еще и не умывшись после схватки.
Князь уже был в кабинете. Сидел в мягком кресле, напротив Зиновьева. Мне предложили присесть на стул с высокой спинкой, чем-то напоминающий трон. Таким его часто изображают в детских книжках.
— Ну вот, — сложив пальцы домиком, произнес Зиновьев, — можно начинать рассказывать вам хорошие новости, господа офицеры. Падишах завтра утром — сразу после первого намаза — приглашает нас троих на аудиенцию. Обещает наградить всех орденами Меджидие. Кроме нас на аудиенцию приглашены британский и немецкий консулы. В сопровождении командиров королевских и механических улан. Нам, как видите, оказана особая часть. И британцы с немцами обратят на это весьма пристальное внимание. Уже будьте уверены, господа офицеры.
— Значит, нам надо будет починить парадные мундиры, — усмехнулся князь. — Впрочем, у меня-то не один парадный. А у вот у ротмистра Евсеичева вряд ли. Верно, Никита?
Мне оставалось только подтвердить этот печальный факт.
— Получите у моего секретаря сто пятьдесят рублей, — быстро подписал бумагу посол, — и отправляйтесь к слугам, которые чинят одежду. До утра пускай справят вам новый парадный мундир из лучшей ткани. Секретарь проследит, чтобы вас не надули местные шельмы. У падишаха вы должны выглядеть образцом русского офицера.
— Будем выглядеть, ваше высокопревосходительство, — кивнул князь Амилахвари. Он опередил меня, схватив со стола подписанную Зиновьевым бумагу. — Я лично прослежу. Лучше всякого секретаря управлюсь. А теперь мы можем быть свободны?
17