Она редко не подчинялась мужу, поэтому он не стал с ней спорить. Ему и самому вдруг захотелось согреться. При одной мысли о пище желудок сжали спазмы. Ему стало плохо, когда он представил себе мясо, рыбу и прочие плотные блюда, которые обычно были у них на завтрак. Но он, пожалуй, выпил бы горячий бульон или чашку какао. И у него не было сил, чтобы спорить с Викторией. Все его тело ломило, Альберт подумал, что написал нечто невообразимое – ему придется позже все еще раз просмотреть. Он встал и поморщился, и сразу же Виктория заметила болезненное выражение его лица.
– Что с тобой, любовь моя? Почему ты так выглядишь!
– У меня ломит руки и ноги, – признался Альберт. – И еще ужасные боли в спине. Я не могу найти для себя удобное положение. Мне кажется, что это ревматизм. Я, пожалуй, действительно полежу в постели еще часок и выпью что-нибудь горячее. Но кажется, что сейчас слишком рано беспокоить кухарку.
– Ерунда! Именно для этого у нас слуги! Ты не встанешь с постели до утра!
Они вместе вернулись в свои комнаты, и вскоре принц лежал на постели, укрытый двумя одеялами, а в камине пылал ярко огонь. Ему принесли бисквиты и бульон, и Виктория настояла на том, что сама покормит его.
Он выпил бульон и даже проглотил бисквиты, чтобы сделать ей приятное. Альберт подумал, какое она странное маленькое существо. У нее было сильное лицо и такой прямой взгляд. Он видел, как люди съеживались под ее взглядом. Что бы они подумали о ней, если бы увидели, с каким обожанием она глядит на него. И как это выражение изменяет ее внешность? Несмотря на поразительный характер – сильный и целеустремленный. Она так добра к нему. Эта женщина, которая ни в чем не сомневалась и не мучилась отчаянием, которое подрывало его силу воли и не давало ему ни минуты покоя.
– Моя крошка, – промолвил Альберт. – Дай я приклоню голову тебе на плечо. Мне так удобно.
Они сидели так, пока по его размеренному дыханию она поняла, что он спит.
– Это невозможно, Алиса, я не могу остановить его! Я умоляла его, чтобы он не ездил туда, но он так расстроился, что я перестала с ним спорить.
Принцесса Алиса была высокой светловолосой девушкой с чертами лица своей матери. И Виктория иногда делилась с нежной и послушной дочерью своими переживаниями. Но это было так редко, что они продолжали стесняться. Алиса и теперь была крайне смущена темой разговора. Ее отец, страдающий от ревматических болей, настоял на том, чтобы отправиться в Кембридж повидать Берти, который сейчас учился в Трините-колледже. Берти снова начал плохо себя вести. Алиса знала, что родители им недовольны, потому что слышала, как мать жаловалась, что их старший сын расстраивает отца.
Сейчас Берти, кажется, свел знакомство с двумя распущенными молодыми людьми. Они оба увлекались охотой и тратили колоссальные суммы денег. Он также курил. Эта отвратительная и вредная привычка доводила мать, которая ставила ее на второе место после пьянства, до истерики. Он мало занимался, и полковник Брюс с трудом справлялся с ним.
Эти новости заставили Альберта очнуться от апатии, в которой он находился после возвращения из Сендхерста. Он был непохож на себя с тех пор, как Виктория обнаружила его в кабинете. Этот человек, который терпеть не мог зря тратить время, часами молчал и ничего не делал, Виктория даже приносила малышку Беатрису к нему в комнату, чтобы хоть как-то его развеселить, потому что знала, как ему нравится эта девочка. Виктория рассказала Алисе, что провела все утро, умоляя его не ездить в Кембридж, пока стоит такая сырая холодная погода, и убеждая мужа, что она сама сможет справиться с Берти.
Принцесса Алиса могла себе представить, с какой злобой и язвительностью напала бы на Берти Виктория, если бы ей удалось настоять на своем. Мама выглядела настолько сердитой, и девушка не знала, что ей сказать.
– Я никогда не прощу за это Берти, – продолжала Виктория. Она не обратила никакого внимания на молчание дочери. – Именно тогда, когда ваш дорогой папочка плохо себя чувствует, нуждается в отдыхе, ему приходится так сильно волноваться!
– Разве папа не мог ему написать? – робко сказала Алиса.
– Письма на него не действуют, – резко возразила Виктория. – Мне кажется, что он их прочитывает и просто кладет в сторону. Твой отец сказал сегодня утром, что ему нужно поговорить с Берти, иначе ничего не поможет. Бог мой, за что нам такое наказание? Почему Альфред не был старшим сыном?
– Мне так жаль, мама, – прошептала ее дочь. Берти должно быть очень стыдно, потому что папа такой нежный и терпеливый – совсем другой, чем мама. Они все боялись ее. Но Алисе все равно нравился Берти, и она ему сочувствовала. Он постоянно был расстроенным, и этот мрачный полковник Брюс следил за ним повсюду! Она вспомнила, как как-то в Осборне, тогда Берти было девятнадцать лет, он ворвался в ее комнату, где она спокойно читала, и во весь голос заорал: «Пропади пропадом этот Брюс! Будь он проклят! Чтобы черти его подрали!»
Он выглядел таким разъяренным, что в тот момент она поразилась, до чего он напоминает их мать. Она подбежала к двери и выглянула в коридор, чтобы проверить, не слышал ли его кто-нибудь. Когда она вернулась, чтобы отругать Берти, он сидел в кресле, опустив голову вниз. После вспышки пустой ярости он казался настолько жалким, что она не смогла ничего ему сказать.
– Надеюсь, что с папой все будет в порядке, – сказала она Виктории, – ему бы следовало лечь в постель и как следует отдохнуть. Когда он вернется из Кембриджа?
– Завтра.
Виктория высказала все, что думала о Берти, и не стала обсуждать с дочерью, что должен и что не должен делать Альберт. Она – простая девчонка! И королева показала дочери на дверь.
– Ты можешь идти, дорогое дитя. Увидимся вечером за ужином.
В длинном коридоре рядом с апартаментами королевы леди Литтлтон и леди Августа Брюс перешептывались, поглядывая на дверь.
– Почему она не позовет другого врача? – шептала леди Литтлтон. – Я считаю, что старик Кларк просто идиот. Он совершенно не разбирается в медицине.
– Я не в силах думать, что он лежит там и просто погибает.
Августа Брюс смахнула с глаз слезы. Она была искренне предана принцу. Если она входила к нему в комнату, то начинала плакать, и Виктория резко отчитывала ее. Она повторяла, что красные глаза волнуют принца.
– Почему она так верит сэру Джеймсу? Неужели она не хочет пригласить к принцу лучших врачей?
Леди Литтлтон пожала плечами:
– Моя дорогая Августа, ее величество верит в Кларка, потому что он говорит ей только то, что она желает слышать. Я не сомневаюсь в том, что он сейчас скажет: «Мадам, у него дела совсем не такие плохие. Неплохие! Вам не стоит волноваться!» Я никогда не слышала, чтобы он говорил что-то еще, даже если его пациент умирает.
– Все так ужасно. Но мне кажется, что она все же вызовет других врачей, чтобы услышать их мнение.
– Она не желает этого, – заметила леди Литтлтон. – Она не желает признать, что принц Альберт серьезно болен. Бог свидетель, она безумно его любит, это правда. Она читает ему часами и готова мыть ему ноги и пить эту воду. Но она не желает признавать, что его здоровье в опасности. И никто кроме этого жуткого старика не сможет ей сказать правду.
– Я слышала, – леди Августа пугливо огляделась, – что пытался вмешаться лорд Пальмерстон. Есть доктор Ватсон, все говорят, что он очень знающий врач. И я слышала, как лорд Пальмерстон настаивал, чтобы королева пригласила его. Молю Бога, чтобы она согласилась! Я видела принца утром, он выглядит ужасно. За последние три дня он так страшно изменился, что я едва его узнала.
– Все это видят. Все, кроме королевы. Должна тебе сказать, Августа, что его жизнь в ее руках и она не делает ничего, чтобы помешать ему умереть!
В этот момент дверь позади них растворилась, и сэр Джеймс Кларк вышел в коридор. Он остановился, увидев двух дам, и леди Августа подошла к нему.
– Сэр Джеймс, как принц? Мы все так волнуемся…
Он фыркнул и грозно посмотрел на леди Литтлтон.
– У принца все прекрасно, – отрезал он. – Все очень хорошо. Ему нужен покой и легкая диета. Я именно это сказал ее величеству. Меня больше волнует ее состояние. Королева вне себя от беспокойства. Я вам буду признателен, если вы, леди, перестанете ее волновать!