И теперь Фред ушел, хотя и был на год младше, чем он. Это давало серьезный повод для грусти. Он постоянно разговаривал с леди Конингхэм, которая угрюмо слушала его. Она сердилась, потому что лорда Понсонби отправили в Бразилию.
День, когда проходили похороны, выдался самым холодным даже из всего периода морозной погоды. Король, несомненно, искренне горевал, однако люди заметили, что герцог Кларенс находился в очень возбужденном состоянии. Конечно, он сделал очень большой шаг к трону, став престолонаследником, и по внешнему виду короля можно было сказать, что ждать ему придется недолго. Но, как говорили зрители, он, конечно же, мог бы соблюдать приличия и сдержать свое возбуждение.
– Черт возьми, – произнес Кларенс громким шепотом, – холод пронизывает до костей. – И, повернувшись к герцогу Суссекскому, продолжал: – Это событие должно привести к изменению в обращении со мной… с тобой тоже. Нет никаких сомнений.
Секретарь по внутренним делам Пил шепнул своему коллеге, который посинел от холода:
– Снимите свою треуголку и встаньте на шелковую оторочку. Будет хоть небольшая защита от ледяных камней.
– Это прикует некоторых из нас к постели, – шепнул Кларенс. – Увидите, за похоронами последует ряд смертей. Такой… убийственный холод.
Не посмотрел ли он с надеждой на короля? – спрашивали себя люди.
Что случилось с Кларенсом? Его считали добрым простаком, и не ослепил ли его блеск близкой короны, лишив всех привязанностей к семье?
Король открыто плакал. Но ведь ему всегда легко давались слезы. И тем не менее на сей раз они были искренними, а когда зазвонили колокола, он закрыл лицо руками.
– Я чувствую себя так, будто в сердце мне вогнали гвозди, – сказал он герцогу Ратлендскому. – Он был моим самым близким другом и братом. В молодости мы были неразлучны, и когда мой отец отправил его в Германию, мы были безутешны. Считали это величайшей трагедией нашей жизни, а когда он вернулся, все стало, как прежде. Мир, в котором нет Фредерика, лишился для меня своего очарования.
Как только закончились похороны, король тут же уехал в Брайтон, потому что, как он объяснил, хочет отгородиться от мира, а лучше всего это можно сделать там.
Колокола будут продолжать звонить как в Виндзоре, так и в Лондоне. Он не может выносить такой звон.
Герцогиня Кентская позвала свою дочь. Виктория росла. В мае ей исполнится восемь. Мать сказала, что она уже достаточно взрослая, чтобы осознать колоссальные масштабы своей ответственности.
Звон колоколов заполнил апартаменты, и Виктория рассказала своим куклам, что звонят потому, что умер бедный дядя Фредерик.
Герцогиня считала этот интерес к куклам чрезмерным. Так она сказала фрейлейн Лезен, однако фрейлейн, преданная своей подопечной, не всегда соглашалась с герцогиней. Это несколько раздражало, но герцогине приходилось признать, что, как бы ни ошибалась Лезен, она никогда не забывала о благе Виктории и отдавала все силы заботе о ребенке. Воспитательница также обладала несравненными методами обучения, и Виктория невероятно блистательно справлялась со своими уроками; она была талантлива и умна, даже развита не по годам, однако ей не нравилось сидеть за партой и узнавать вещи из книг.
Лезен полагала, что как будущая королева воспитанница в первую очередь должна изучать историю, а поскольку Виктория отказалась усваивать холодные голые факты и даты, Лезен превращала исторические факты в захватывающие истории, которые рассказывала Виктории, пока горничные одевали девочку.
Ребенок был слишком активный и склонный к болтовне в присутствии слуг, и такой метод имел двойную цель – удержать от неосторожных высказываний и в то же время научить тому, что ей необходимо знать. Виктория очень полюбила эти рассказы.
Фрейлейн Лезен была до крайности строга. Она разработала свод правил поведения в детской комнате, от которых не позволяла отступать, и вместе с тем сумела внушить ребенку большую любовь к себе.
Герцогиня это прекрасно знала, и потому, хотя между ними существовали разногласия, ценила Лезен.
Она сказала достойной женщине:
– Теперь мы должны удвоить наши усилия. Кто знает, великий день может наступить раньше, чем мы думаем.