– Ваше Величество, – сказал сэр Генри. Она растерянно посмотрела на него и сказала:
– Да, это произошло, – и в голосе ее слышалась глубокая грусть.
Уильям не хотел притворяться, что он горюет о своем брате, ведь благодаря его смерти он осуществил свою честолюбивую мечту. Корона принадлежала ему.
– Возвращайся в постель, – сказал он Аделаиде. – Спешить ведь не к чему.
– Я не могу отдыхать… сейчас.
– Тем не менее возвращайся, – сказал Уильям, – и я присоединюсь к тебе. Я еще никогда не лежал в постели с королевой.
Новый король пользовался популярностью. Он так резко отличался от своего брата. Король свободно чувствовал себя среди простых людей и не важничал. Это был грубый моряк.
Вскоре у него начался конфликт с братом Эрнестом, потому что Эрнест думал, что король скоро окажется в смирительной рубашке, будет учреждено регентство над Викторией, и он станет членом регентского совета, и тогда никто не сможет воспрепятствовать его планам.
Первые трения начались, когда Уильям обнаружил лошадей брата в конюшнях королевы в Виндзоре.
– Убери их, – сказал он. – Это место для кареты королевы.
– Будь я проклят, если я трону их с места, – резко возразил Камберленд.
Но Уильям был королем и не допускал непослушания. Поэтому лошадей убрали, а Камберленд лишился «золотого жезла».
– Я король по праву, – сказал Уильям, – и я буду королем.
Именно Камберленд распустил слухи о нем, и Аделаида рассказала Уильяму несколько историй о его отвратительных планах, касающихся Виктории.
– Черт возьми, – сказал Уильям, – я король, и лучше бы всем помнить об этом.
Он воспользовался первой же возможностью, чтобы показать свои намерения относительно брата, когда на обеде, где присутствовали Камберленд и несколько других гостей, король встал, чтобы произнести тост.
– За страну, где мы живем, и пусть те, кому она не нравится, покинут ее.
Говоря это, он смотрел на Камберленда и давал понять: «Я разгадал тебя, брат. При этом дворе нет места для нас двоих. А поскольку это мой двор и я король, то здесь нет места для тебя».
Герцогиня Кентская ликовала в Кенсингтонском дворце.
– Теперь он не сможет причинить ей вреда, – сказала она Лезен. – Его власть сломлена.
– Но Ваше Высочество все равно захочет, чтобы ее охраняли.
– Я не забываю, как она дорога нам, баронесса. И никто из нас не должен забывать.
Поэтому она продолжала спать в комнате Виктории, и Виктория не должна была спускаться по лестнице одна. Но напряжение спало. Они могли свободней дышать в Кенсингтонском дворце, и герцогине Кентской пришлось внушать своей дочери настойчивей, чем прежде, что однажды она станет королевой Англии. И она не сомневалась в том, что этот день недалек.
Прекрасный июльский день больше походил на праздничный, чем на день траура. Ярко светило солнце, и казалось, что жители не только Виндзора, но окружающих деревень вышли, чтобы проводить в последний путь Георга IV.
Его похоронили в королевской усыпальнице с миниатюрой Марии Фитцерберт на сердце. И новый король едва мог сдержать свою радость, так счастлив он был наконец-то заполучить корону.
Добросердечная королева шептала ему, что он должен скрывать свое удовлетворение. Вряд ли уместно демонстрировать такую радость от смерти брата.
Уильям же был в недоумении. Он любил старину Георга. Но еще больше любил свою корону. Нужно объяснить это Аделаиде, когда они останутся одни.
Звонили колокола, гремели залпы салюта. Хотя не многие были опечалены смертью короля, все же это должны быть королевские похороны.
Больше того, это был конец эпохи.
Великая георгианская эра подошла к концу. Теперь наступила очередь Уильяма – Уильяма и Аделаиды, – а в Кенсингтонском дворце герцогиня Кентская обняла свою дочь и подвела ее к окну.
– Всю свою жизнь, – сказала она, – ты будешь помнить этот день.
Виктория плакала. Дядя король так нравился ей. Но она давно не видела его и уже понимала, что это значит.
Однажды – и, вероятно, довольно скоро – состоятся еще одни королевские похороны, и новый правитель взойдет на трон.
И тогда – Виктория.