– Примерно через год… – сказал Конрой.
– А пока она должна время от времени появляться в обществе. Визит к герцогине Кларенской послужит началом – ведь после смерти герцогини Йоркской она стала первой леди. Каролину можно не принимать в расчет. Уверена, что герцогиня будет очарована моими дочерьми… обеими.
Конрой заверил ее в том, что придерживается такого же мнения, и когда Кларенсы были в Сент-Джеймсском дворце, герцогиня Кентская решила нанести визит.
Викторию нужно одеть в один из самых красивых ее нарядов – из мягкого голубого шелка с широким поясом более глубокого синего цвета. Светлые волосы завить с особой тщательностью. Маленькие белые туфельки с голубым бантом будут едва выглядывать из-под ее платья.
– Ангелочек! – прошептала герцогиня, когда к ней привели ребенка.
Феодора была потрясающе хороша. Несомненно, это две самые красивые девочки в королевстве!
Виктория дала понять, что хочет, чтобы Феодора взяла ее на руки, и та немедленно выполнила желание. Очаровательная картина, подумала удовлетворенно герцогиня.
– Мы собираемся встретиться с герцогиней Кларенской в Сент-Джеймсском дворце, – сказала мать.
– Сисси? – спросила Виктория, глядя на Феодору.
– Да, Сисси идет с нами. Я полагаю, карета готова. Феодора передала Викторию ее няне, которая понесла ее вниз к ожидавшей карете. Всю дорогу из Кенсингтонского дворца до Сент-Джеймсского Виктория смотрела то из одного окна, то из другого на улицы, по которым они проезжали, или подпрыгивала на обитых сиденьях кареты. Не слишком пристойное поведение для будущей королевы, подумала герцогиня. Ясно, что скоро придется ограничивать неуемное веселье Виктории, а пока так приятно видеть саму жизнерадостность ребенка, что Виктория может и дальше развлекаться так, как хочет.
Прохожие на улицах бросали лишь беглый взгляд на пассажиров кареты. Казалось, они не знали, думала герцогиня, что мимо проезжает их будущая королева.
Когда они приехали в Сент-Джеймсский дворец, их тепло встретила Аделаида, которая, как с удовольствием отметила герцогиня Кентская, не могла оторвать глаз от Виктории.
Когда детей отослали поиграть – бедную калеку Луизу, ее брата Вильгельма, Феодору и Викторию – Аделаида сказала невестке:
– Ваша маленькая дочь просто очаровала меня. Герцогиня вспыхнула от гордости.
– Я боялась привозить ее раньше…
– И напрасно. Моя утрата не мешает мне радоваться при виде нее. Она так полна жизни и выглядит такой здоровой. Надеюсь, вы позволите ей часто приезжать ко мне.
– Вам достаточно только пожелать, дорогая, – сказала Виктория Кентская с поклоном.
Когда дети вернулись, Виктория села Аделаиде на колени и наслаждалась ее восхищением, одновременно с интересом рассматривая кольца и медальон Аделаиды, висевший у нее на шее. Он был похож на медальон ее мамы, и она хотела посмотреть изображение, находящееся внутри, оказавшееся портретом герцога Кларенского.
Это понравилось ей, и какое-то время она закрывала медальон и смотрела, как отскакивает крышка, когда он открывается. Сердце Аделаиды переполнялось материнскими чувствами, когда она смотрела на то, как работают эти пухленькие пальчики.
Уильям, услышав, что его невестка находится у Аделаиды, заглянул, чтобы выразить свое уважение, и Виктория, посмотрев на него с восхищением, протянула к нему руки и закричала:
– Папа! Папа!
Уильям подхватил ее и поднял над головой, после чего она залилась смехом. «О Боже, – подумала ее мать, – не очень-то это прилично. Но думаю, что ничего страшного не произошло, потому что он может стать королем, если скоро умрут нынешний король и герцог Йоркский».
После визита все решили, что он прошел с большим успехом. И Аделаида стала относиться к маленькой Виктории с особым восхищением и часто виделась с ней.
Очаровательный ребенок доставлял ей большое удовольствие. Она думала, что если сумеет окружить себя детьми, то сможет почувствовать себя хоть немного счастливой, хотя и никогда не перестанет скорбеть по своей Елизавете.
КОРОНАЦИЯ – И СВОБОДА
Коронация была назначена на 19-е июля, и по мере проведения подготовки к ней росло волнение.
В мае того года произошло важное событие, которое, по мнению многих, сулило их новому королю мирное правление. На острове Святой Елены умер от рака желудка Наполеон. Исчез страх перед тем, что он может бежать и принести боль и страдания тысячам людей, как он бежал с острова Эльба. Известие о его смерти обещало надежную безопасность.
Люди чувствовали, что могут отдаться удовольствиям от этой величественной церемонии и забыть о войнах. Несомненно, приближалось торжественное событие. Они всегда могли быть уверены в том, что старина Георг не лишит их яркого зрелища. Что же касается утверждений королевы о том, что она примет участие в церемонии, и заявлений короля о том, что ей ни за что не позволят в ней участвовать, то все это, казалось, походило на сцену из комической оперы.
Теперь леди Конингхэм постоянно находилась в обществе короля. У нее был дом на Марлборо-роу, и когда она хотела выехать, то пользовалась каретой и лошадьми из королевских конюшен. Каждый день леди обедала с королем; ее дочери никогда не уходили далеко, и король обращался с ними так, будто они члены его собственной семьи, относясь к ним, как заметили люди, намного благосклонней, чем когда-либо относился к своей собственной дочери, принцессе Шарлотте. Они получали от него красивые подарки, и поскольку у него была привычка проходить по своим апартаментам после обеда, демонстрируя последние приобретенные им произведения искусства, то он часто делал это, держа под руку с одной стороны леди Конингхэм, а с другой – одну из ее дочерей.
Рассказывали, что однажды леди Конингхэм отдала приказ зажечь все свечи – а их сотни – в зале, и когда король вошел и, казалось, слегка опешил от такого яркого освещения, она сказала извиняющимся тоном: «Сир, я приказала осветить зал, так как собирались гости». На что король, взяв ее руку, с глубокой любовью ответил: «Спасибо, дорогая. Вы всегда делаете то, что нужно. Делайте все, что хотите, все, чтобы показать, что вы здесь хозяйка. Большего удовольствия вы мне доставить не можете».
Многие слышали это и сказали, что не видели короля, влюбленного так сильно, со времени Марии Фитцерберт. А ведь ему почти шестьдесят, хотя он и не выглядит на столько, несмотря на свое громадное тело и постоянные болезни. Его обаяние, которому в значительной мере способствует его ненапудренный парик, помогает ему сбрасывать годы.
В те недели, которые предшествовали коронации, король чувствовал, что его популярность немного растет. Он испытывал уверенность в будущем. Наполеон мертв, впереди период мира, долгожданная корона принадлежит ему, и люди, возможно, начинают понимать, что он хочет служить им верой и правдой. У него есть постоянная спутница, леди Конингхэм, и он влюблен – он никогда не мог бы быть счастливым, если бы не был влюблен, – так что будущее казалось безоблачным, если бы не одна туча. Королева!
Он никак не мог выбросить ее из головы. Что собирается сделать эта ужасная женщина, чтобы сорвать его коронацию? Этого он не мог знать до самого последнего момента.
Вечером 18-го июля король поехал в дом спикера, готовясь к церемонии на следующий день. Он рано ушел в свою комнату и сел у окна, глядя на реку, мирно текущую мимо дома.
– Завтра, – шептал он, – меня коронуют. – И он подумал о тех днях, когда он был молодым Принцем-Само-Очарование, и люди говорили о том, как будет отличаться его правление от правления его отца, и с нетерпением ждали, когда он взойдет на трон. Это происходило до того, как они научились ненавидеть его, в те времена, когда он был красивой и романтичной фигурой, когда он ухаживал за Марией Фитцерберт и тайно женился на ней в гостиной ее дома на Парк-стрит.