Ветер нежно ласкал ее кожу и длинные шелковистые волосы.
Она читала, полностью погрузившись в мир грез и радостей талантливой английской писательницы, забыв на мгновение про Домового. Она не заметила, как тают минута за минутой, словно первый снег в осенних лучах света, как белые облака незаметно несутся по голубому небосводу, увядая за горизонтом.
Она посмотрела на ручные часы и ахнула. Было без двадцати шесть, а его все еще не было.
Неужели он обиделся на меня за то, что я дружу с Ильей, подумала она.
А вдруг он не придет? А что если он нашел себе новую спутницу жизни, забыв про меня? Может быть, он попал в какую-нибудь неприятную ситуацию и его сегодня не отпускают домой? Может, он сильно болен, ранен и ждет чей-нибудь помощи? Может, у него продлили занятия на неопределенный срок в связи с отставанием от рабочей программы?
Вот такие мысли блуждали в ее голове, которые развеялись в пух прах, когда она почувствовала горячие дыхание возле своей шеи, отчего покрылась мурашками, обернулась и увидела его, Домового, с огромным букетом цветов из ромашек и одуванчиков.
– Извини за эти простецкие цветы, но других в поле не было, – сказал он и хотел поздороваться с ней, но не успел, так как Виктория крепко-крепко обняла его и поцеловала.
– Привет, привет, привет, – сказала Виктория, три раза чмокнув Домового. – Если я скажу, что время пролетело быстро, то я обману. Время словно остановилось и мне показалось, что я ждала тебя не полгода, а всю жизнь. Я так соскучилась. – Она положила голову на его плечо.
– Я тоже по тебе соскучился. Даже не верится, что мы наконец сможем быть вместе! Все лето!
– Что ты сказал? Все лето?
– Да. Два с половиной месяца отдыха от учебы, – радостно ответил он и добавил, взяв ее за руку. – Два с половиной месяца наедине с тобой. Я говорю, и мне уже не терпится, чтобы сегодня никогда не кончалось. Быть с тобой, обнимать и целовать тебя, вот тот рай, без которого я сходил с ума долгие шесть месяцев.
– А я тебя, мой сладкий Домовенок, – ласково прошептала она, гладя его волосы. И спросила. – О чем ты таком говоришь? Почему тебя посещают такие плохие мысли?
– Не знаю, – неопределенно отозвался он, вытерев рукой слезу, которая катилась по ее щеке. – За эти полгода много, чего произошло в моей жизни, хорошего и плохого. Причем некоторое из этого я с удовольствие вычеркнул бы из своей жизни, из своей памяти. Но, увы, я не могу. С этой тяжелой ношей мне придется смириться и жить дальше, надеясь и веря, что моя, прости, наша любовь поможет мне проучиться в колледже до последнего звонка.
– Тебя снова учили плохим вещам? – спросила Виктория, утопая в его объятиях. Ей нравилось, как он поглаживал ее спину кончиками пальцев.
– Я тебя обязательно расскажу, но не сейчас. Не хочу портить тебе и себе настроение в столь замечательный вечер. Вечер встречи для двух когда-то разлученных голубков. Я смотрю на тебя и не могу налюбоваться. Я целую тебя и не могу насытиться твоими сладкими губами. Я обнимаю тебя и не верю, что ты реальна, что ты, – это ты.
– Если ты не можешь насытиться моими губами, так почему же ты их не целуешь? Если хочешь обнять, почему не обнимаешь так, чтобы я почувствовала твою любовь? Если…
Виктория не договорила, так как Домовой поцеловал ее в губы, прижав ее к себе так сильно и одновременно так нежно, отчего она в одночасье растаяла в его пылких и сладострастных объятиях. Они целовались, наверное, больше двух часов, тихо качаясь на качелях, слушая щебетание птиц и воркование голубки.
– Я могла бы вечно тебя целовать, – призналась она Домовому, положив голову на его грудь, глядя на солнце, которое неспеша опускалось за линию горизонта.
– И не надоело бы? Все-таки вечность – это многовато. Ты так не считаешь?
– Нет, – уверено отвечала она. – А ты разве не смог бы?
– Я-то!? Ты еще спрашиваешь? Я готов целовать тебя миллион вечностей, пока мы не растворимся в прах, в песчинки пыли.
– Замечательно, – мечтательно сказала Виктория. – Говори, что хочешь, но я вижу, что учеба в колледже нисколько тебя не изменила. Ты все такой же мечтатель. И это хорошо!
– А ты что думала, что я после шести месяцев превращусь в циничного скрягу? Нет уж! Не хочу я быть, как они, эти чертовы старшеклассники.
– А что они? – поинтересовалась Вика.