– Не перед кем я не оправдывалась и никогда не буду. Вот еще! Если я что-то захочу, то так тому и быть. И на остальные мнения мне наплевать. Я не столь тщеславна, как некоторые личности, – она показала пальцем на Викторию, – которые вон из кожи лезут, чтобы только их погладили по головке и сказали какие они хорошие. Тьфу! Я не такая, к черту правила и тупые устои, которые уже тысячу лет назад устарели! Я считаю, что если чего хочешь, значит надо добиваться этого, а не сдерживаться. Наше современное общество не привыкло ждать, оно вечно в поисках и куда-то бежит, и ему нет никого дела до каких-то ложных сомнений и лишних раздумий.
– Ты ошибаешься, – сказал Домовой. – Каждый человек думает, и каждый день его одолевают сомнения. Даже тебя это касается, Иришка. Ты долго думала об этом и сомневалась, а можно ли ему довериться и сделать это. – Молчание. – Подсознательно ты с нами согласна, что шестнадцать – это не лучший возраст, чтобы выступать в половые отношения. А что если ты забеременеешь, а твой парень, узнав об этом, убежит, как трусливый заяц от лишних проблем? Хочешь я скажу, что будет!?
– Давай, если не боишься!
– Твое славное будущее сгинет и развеется в прах и будет омрачено невзгодами и болью. А ты подумала, что скажут тебе родители, когда узнают о твоей беременности или о твоих половых отношениях с мужчинами в шестнадцать? А когда узнают все жители этого маленького городка? Не сомневайся, когда-нибудь это всплывет наружу. Все секреты становиться явными.
– Давай, скажи это, кем я буду?
– Тебя будут считать, прости, глупой, малолетней шлюхой, отравившей свою жизнь слишком рано. Подумай сначала о последствиях, прежде чем ложиться под кого-то! Взвесь все «за» и «против» и ты поймешь, кто был прав, а кто нет.
Иришка засмеялась.
– Неужели я рассказал тебе веселый анекдот? – поинтересовался у нее Домовой.
– Нет. Я смеюсь над тобой зануда! Сам-то не бойсь хочешь укротить Викторию. Или вы уже!?
– Да, пошла ты! – с негодованием и одновременно болью в голосе закричала Виктория. – Не смей так говорить! Я – не ты!
– Сама иди, истеричка! – выругалась Иришка. – Все, вы меня достали своей пустой болтовней. Вы – трясущиеся крысы! И я безумно рада, что я не такая, как вы. Лучше я буду делать то, что мне хочется, нежели слушать ваши нудные, правильные речи о морали и чести.
– Ирина, постой, – крикнул Домовой. – Я понимаю, что сейчас тебе хочется доказать что-то этому миру, но не таким образом.
– Ничего ты не понимаешь! – сказала она и выбежала из Викиной комнаты, сильно хлопнув входной дверью.
Виктория села на кровать и вытерла слезы. Домовой сел рядом и обнял ее.
– Она ведь сделает это?
– Да.
– Что же мы будем делать?
– Ничего.
– Как это?
– Вот так. Пускай делает то, что она считает нужным. Она уже взрослая девочка. Тем более она мне больше не подруга.
– Не говори так. Это обычная ссора, вы помиритесь.
– Нет.
– Почему?
– Потому что, она другая. Она уже не та, что была раньше. Она меняется. Точнее, она уже изменилась и от той, любимой подруги, с которой я познакомилась в баскетбольной секции, остались лишь крохи, – Виктория зарыдала и положила голову на грудь Домового.
– Все образумиться. Она все та же, просто стала чаще надевать чужие маски. Взрослые, лживые маски.
– Это меня и пугает, – сказала Вика. – Она взрослеет быстрее, чем остальные юноши и девушки. Она всегда хотела быстрее всех попробовать то, что было запрещено. Быстрее всего мира. И кажется ей это удастся..
– Может быть, все обойдется?
– Может быть, а может быть, и нет…
Глава 13
Если раньше Виктория задавала себе вопрос, почему она полюбила именно Домового, а не кого-то другого. То после десяти дней любви, тишины, уединения от мира всего в самых романтических местах – сладкие поцелуи во время заката, посиделки в городских парках, ужин при свечах на балконе, когда на небе сверкали звезды, пикник в зеленой траве – она точно знала, что ее чувства не подаются никакому математическому или иному определению. Она просто любила, искренне и нежно. И была рада, что это любовь взаимна.
Она тонула в бездне блаженства и не хотела возвращаться на серый и невзрачный берег обыденности и безумия. Ей хотелось держать его за руку, целовать, прикасаться к его шелковым волосам, к его мягкой, чувствительной коже – вечно! И когда они разлучались на некоторое время, Виктория не могла думать ни о ком другом: ее думы и мысли были только о нем. Он был для нее не только светом, но и одновременно тьмой. Когда он был рядом, он дарил ей живительный свет счастья и покоя, а когда уходил, оставляя ее одну, над ней накрывалась непроглядная пелена редеющей и безмолвной ночи, звезды которой сверкали и плакали вместе с ней, ссыпая звездную пыль в вздымающиеся волны зыбучего песка, отчаяния и печали.