– Странно, почему он мне об этом ничего не рассказал?
– Наверное, потому что он подумал, что ему действительно приснился сон. Больше у меня нет никаких вариантов.
– Ты поэтому мне предложил сходить на гору?
– Да. Я знал, что ты заговоришь о полетах, когда увидишь столь завораживающий вид.
– Хитрый. А как же заарканить для меня лето?
– Да легко! Только надо лететь в одно романтическое место.
– С удовольствием. А где это романтическое место?
– Секрет. Все тебе знать надо, – проворчал он.
– Такой весь секретный.
– Я такой…
Они пролетали мимо четко очерченных домиков с заборами, мимо ровных и зигзагообразных дорог, мимо гор, лесов, обрывов, речушек, озер, среди кучных белых облаков, улетая все дальше и дальше от дома. Виктория смотрела по сторонам, очарованная красотой, природной грацией и великолепием и не могла насыться.
Домовой летел к скалистой горе, в центре которой сияла расщелина, словно плешь на голове: она была не больше Викиной комнаты.
– Как ты нашел это место? – спросила Виктория, когда они сидели в расщелине, на камнях и смотрели на оранжевое солнце.
– Случайно. Правда здесь красиво?
– Да. Даже солнце кажется больше, чем обычно.
– Ты чувствуешь, как солнце покалывает грудь невидимыми лучиками, проникая все глубже и глубже, обжигая твою душу.
– Чувствую, – сказал Вика, улыбаясь.
– Не смейся, – ласково попросил Домовой.
– Прости, не буду. – Она сжала губки.
– Теперь, когда ты почувствовала прикосновения, ты должна забрать себе солнечное тепло, чтобы разжечь свою мечущую душу, которая вспыхнет и будет гореть, пока не начнет таять снег, а из земли не будут проклевываться зеленые ростки. Забрала?
– Да. Только поцелуй меня.
– Зачем?
– Чтобы разжечь. Ты, наверное, забыл, что ты – моя искра, воспламеняющая мою душу, мое сердце.
Он поцеловал ее, нежно и страстно.
– Вот теперь моя душа горит и танцует, освещая живительным светом мой внутренний мир, как мотылек в темной и безмолвной ночи. Мир, о котором я не знала до тебя… если бы ты только знал, как я…
– Тише, – он снова поцеловал ее. – Люблю. Теперь лето в твоей душе. Вспоминай о последнем дне лете, если почувствуешь, что огонек будет потухать. Вспоминай обо мне.
– Спасибо. Ты мой волшебник, Домовой. Такой же, какой был у бабушки, у мамы, у каждой влюбленной девочки, девушки, женщины в этом славном мире, в мире, который окружает любовь, в мире, которым правит любовь.
– Приятно слышать. А ты моя богиня, муза, что дарит любовь, которая окрыляет и возносит до небес. Пускай это звучит банально и сентиментально, но это так. Не хочу от тебя уезжать, не хочу…
– А я не хочу тебя отпускать, мой Домовенок, – ласково прошептала она и поцеловала его.
– Миг – это три месяца, проведенные с тобой, вечность – это шесть месяцев без тебя, в томительной горестной разлуке.
– Как же я буду без тебя?
– Мы должны быть сильными и не отчаиваться, не падать духом, хоть это и будет не так просто. Я буду, как в том году, самым прилежным учеником в колледже, чтобы мы могли хоть изредка встречаться. Если будет возможность, я буду писать тебе письма. Если не будет такой возможности, я все равно буду писать письма. И ты мне пиши на всякий случай, чтобы мы могли восстановить пробелы в общении, чтобы мы не упускали что-то важное, когда мы разлуке…
– Хорошо, – согласилась она и спросила. – Только о чем же писать, Домовой? Я не знаю…
– Обо всем, что взбредет в голову. Любое твое письмо будет для меня праздником!
– Ты будешь меня ждать? – вдруг спросила она.
– Что ты имеешь в виду? – переспросил он.
– Не разлюбишь?
– Разлюблю, – шутливо сказал он и поцеловал ее в губы. – Я готов тебя ждать веками, если придется. Ты та девушка, ради которой я готов пройти хоть миллион световых миль, через тысячу смертельных ловушек и препятствий. Я никогда тебя не разлюблю. Даже не думай об этом!
– Не буду…
Они обняли друг друга, глядя на заходящее, красное солнце.
Через два часа они были уже дома. Полеты в ночи, среди звезд и луны, были омрачены расставанием, которое все ближе и ближе подходило к ним, необратимо и безвозвратно.