– Мне – нет…
– Катерина, забудь! И запомни. Неважно, что они говорят – пусть говорят, это их право! Важно другое, а именно, быть непреклонной и гордой в любой ситуации. Ты и он – это мир, остальное – пустота, безбрежность, мрак. Люди, которые говорят, осуждаю, обсуждаю, сплетничают, рано или поздно уйдут, как второстепенные герои, и останетесь только вы вдвоем (вы – главные герои!) и вам будет абсолютно безразлично мнение других. – Вика замолчала. – И еще, Катерин, хочешь – верь, а хочешь – не верь. Но, когда ты с любимым… тебе нет дело до чужых мнений, до твоего места в обществе, до карьеры, до твоего пресловутого статуса, до всего того, что раньше казалось тебе важным – первостепенным: все уходит на задний план. Так было, когда я встречалась с Домовым. Так сейчас с Антоном.
– Я поняла тебя. Наплевать на всех! Пусть завидуют!
– Вот такой подход мне больше нравится, – Вика улыбнулась. – Не бойся. Веди себя так, как подобает королеве, царице, которая не обращает на мелкие обвинения, на смешки. Ты выше всего этого.
– Я не заметно для себя меняюсь, – признала Катерина. – Меняюсь в лучшую сторону. И все благодаря тебе, – Катерина посмотрела в глаза Виктории с нежностью и добродушием. – У тебя всегда найдется и время, и философский совет, чтобы помочь своей непутевой подруге. Спасибо, моя дорогая.
– Я всегда считала, что общаясь с тобой, я становлюсь лучше. Так оно и есть, на самом деле.
– Мы делаем друг друга лучше!
– Значит – настоящие друзья, – подытожила Виктория.
– Подружки – две хохотушки, – поправила ее Катерина.
– Антон приходил? – сменила тему для разговора Катерина.
– Да, приходил. Когда он ушел, я всплакнула.
– Ты не на шутку влюбилась в него, Вик.
– Наверное, – ответила она. – Сама не знаю, что на меня нашло. Удивительно, но за две недели общения с Антоном, я уже не могу представить свою жизнь без него.
Они проговорили до-полпервого ночи, выпили по две кружки чая и съели по два кусочка торта. Потом простились, на прощанья поцеловавшись в щечки. Легли в свои теплые кровати и заснули крепким сном.
***
Элизабет и Домовой блуждали по третьему туннели в кромешной темноте. Во втором они обнаружили блекло светящиеся камни, больше похожие на пещерные сталагмиты и подобрали их, на всякий случай.
– Домовой, ты чувствуешь? – вдруг спросила Элизабет и остановилась. Обернулась. Осветила стены и мокрый скалистый пол. Ничего. Никого.
– Что я должен почувствовать? – поинтересовался он.
– Земля движется. Мне показалось, что кто-то ползает по стенам. Ты не слышал?
– Что-то слышал. Подумал, что эта моя возбужденная фантазия.
– Может считать меня параноиком. Но… но посмотри, пожалуйста, по мне никто не ползает. Я все еще слышу этот мерзкий звук перебирающихся лапок.
Домовой подошел к ней ближе. Осветил камнем ее одежду.
– Повернись, – сказал он.
Она обернулась. Домовой увидел, как на ее хрупкой спине восседает огромная мохнатая сороконожка с крохотной головешкой, на которой светились красные бусинки – глаза.
– Не двигайся! Замри!
– Что там? – заверещала Элизабет. – На мне что паук?
– Я сказал, не двигайся! – закричал он.
Домовой поднял за голову заостренный камень. Нанес удар. Проткнул брюхо сороконожки. Жалостливый писк. Оглушительный визг Элизабет. Сороконожка упала наземь, истекая кровью.
Элизабет, словно громом пораженная, стояла на месте, не двигалась и судорожно глотала спертый воздух. К ней подошел Домовой. Обнял. И сказал:
– Все кончено. Я убил ее. Опасности больше нет.
Элизабет с благодарностью посмотрела в глаза Домового. Обняла, но потом отпрянула и закричала.
Его шею начали обхватывать мохнатые огромные лапки сороконожки.
– Домовой, оно сзади!
– Черт! – выругался он, когда воздух перестал поступать в легкие. – Убей эту тварь!
– Я не могу! Не могу убить!
Домовой не растерялся. Разбежался и врезался спиной в стену. Сороконожка пискнула, ослабила хватку на шее и упала на пол. Домовой развернулся, поднял с пола камень и вонзил его в голову твари. Истошный крик боли. Фонтан крови окрасил стены пещеры и испуганное лицо Домового.
Секунда – все стихло!
– Прости, Домовой, – Элизабет подбежала к нему, помогла встать на землю. – Я испугалась. Запаниковала. Не знала, что делать. Я никогда никого не убивала.
– Ничего, – ответил он и побрел дальше. – Все обошлось.
– Ты такой смелый. Храбрый. Не то, что я – трусиха!
– Глупости. Я просто прирожденный убийца, а ты нет. Я злой дух и навсегда им останусь!
– О чем ты таком говоришь? – возмутилась Элизабет. – Ты спас мне жизнь. Ты – герой! Какой ты к черту убийца?