– Он начальник экономического отдела в «Тринити», – ответил он.
– Все схвачено. Большой человек. Ты, наверное, им гордишься?
– Отцом-то! – воскликнул он. – Конечно, горжусь. Он тот человек, перед которым трясется каждый подчиненный. И не только. Его уважают.
– И ненавидят, – добавила Виктория.
– Пускай. Его это не заботит.
– Его должно это заботит!
– Почему это?
– Потому что он руководитель и должен уважать мнение подчиненных, слушать их, поощрять, быть их защитником в любой ситуации.
Староста засмеялся и сказал:
– Сразу видно, что ты из бедной семьи.
– С чего ты взял? Я не из бедной семьи! – злобно крикнула Виктория.
Она хотела вцепиться ему в глотку, чтобы он замолчал, раз и навсегда.
– Ладно. Из среднезажиточной семьи. Так устроит? Ты защищаешь таких же, как ты. Это естественно. Но не правильно. Как можно уважать тех, кто сам себя не уважает? – Молчание. – Руководитель не должен поощрять подчиненных, потому что, сколько бы ты их не поощрял, им всегда будет мало. Руководитель не должен считаться с мнением подчиненного, а подчиненный должен считаться с мнением руководителя. Так мне всегда говорил отец. Ты понимаешь?
– То, о чем ты сейчас говоришь, это и есть зло. Это не правильная политика, основанная на…
Староста не дал ей договорить и сказал.
– Тебе никогда не стать руководителем.
– Что?
– Я сказал, что тебе никогда не стать руководителем.
– Я слышала. Почему это ты так решил?
– Ты вроде бы умна и сообразительна, но слаба и мягка для руководителя.
– А не пошел бы ты кое-куда со своими соображениями.
Он засмеялся.
– Ты еще и не умеешь управлять эмоциями. Это печально!
– Печально, что такие, как ты, будут руководить страной. Я в очередной раз убедилась, что власть развращает даже хороших людей. Где тот мальчик, который скромно подошел ко мне и попросил десять рублей на трамвай? Где тот мальчик, которому я помогала грамотно руководить группой, составляя за него организационно-технические мероприятия? Где тот мальчик? Где?
– Все меняется. Время. Люди. Общество. Устои. Законы. Я не исключение. Раньше я был простодушен, слаб, наивен. Теперь я другой. Я больше не хочу, чтобы мной командовали. Теперь Я! хочу командовать сам. Тобой.
– Вряд ли у тебя получится командовать мной.
– Ты сомневаешься?
– Еще как сомневаюсь. Я не боюсь тех, у кого комплекс неполноценности.
– С чего ты взяла, что у меня…
– Ты всегда завидовал мне… я больше не намерена тебе что-то объяснять. Ты сегодня открыл мне свое истинное «я». И я поняла, что нам с тобой не по пути. Давай помолчим.
– Как опасность – сразу в кусты, – пробубнил он и замолчал.
Через десять минут невыносимого молчания они подъехали к коттеджу. Они были не первыми. Стояли уже три машины. Внутри был включен свет. Из горна печи валил густой дым. В доме играла музыка.
Коттедж был действительно великолепен. Каменный высокий забор, выложенный из серо-желтого камня с узорчатыми черными воротами, выполненными в стиле позднего постмодернизма. Вымощенная широкая дорожка, ведущая к дому, обрамленная с двух сторон искусственным газоном, на котором росли декоративные деревья и возвышались такие же крохотные фонарные столбы. Автостоянка на десять машин. Кирпичный фасад дома, снизу облицованный горизонтальными виниловыми панелями, манил своей роскошностью и одновременно простатой. Арочный вход, украшенный золотыми ангелочками сверху, впечатлял.
Виктория, прежде чем зайти в коттедж, обошла его. Все, как и в буклете: двухэтажная деревянная баня, рядом синий надувной бассейн, заполненной прозрачной водой; большая освещенная беседка с длинным черными столом и скамейками. За беседкой размещалась спортивная площадка, отгороженная сеткой.
Вокруг было спокойно и пахло соснами – чистым девственным воздухом. Виктория перешла площадку и вышла за ворота. Вокруг никого. Только сосны да тишина. Она на секунду растворилась в чарующей атмосфере уединенности.
– Как хорошо, – сказала она и пошла к дому.
Зайдя в дом через входную дверь, облицованную латунными узорами, она открыла рот от удивления. Словно она попала в дом знаменитого певца, актера, писателя.
Повсюду роскошь, роскошь и еще раз роскошь.
В коридоре, пол был выложен бледно-серой плиткой, стоял огромный шкаф-купе, напротив него – три кожаных пуфика коричневого цвета и черный столик.