– Да, – прокричала хором толпа.
– Тогда выпьем же за это!
Жизнерадостные студенты подняли бокалы вверх, чокнулись и выпили, потом сели на мягкие пуфики и принялись за праздничный ужин. Они разговаривали по отдельности, перебивая, перекрикивая друг друга.
Когда прошло пять минут, Инна встала из-за стола, предложила снова выпить, напоминая всем, что между первой и второй – перерывчик небольшой!
– А тост? – спросил Семен у Инны.
– Я не мастер по тостам. Я мастер в другом деле. – Инна подмигнула Семену, тот смутился и покраснел. Толпа снова захохотала; некоторые ржали, как игривые кони. – Выпьем!
Звон хрусталя. Молчание. И снова бессмысленные разговоры о том, кем они станут, когда окончат институт. Как будут управлять этим грешным миром. Как будут устанавливать свои порядки и законы. Как будут властвовать на пьедесталах лицемерия, высеченных из крови, боли, ненависти и жестокости.
После десяти минутного бурного обсуждения, очередь дошла до Антона говорить тост. Он не растерялся в чужой компании, встал, поднял свой бокал и спросил:
– А можно я расскажу вам басню, вместо тоста?
– Да, – крикнул Артур.
Остальные тоже согласилась.
– Это будет оригинально! – высокомерно добавил Григорий, в душе явно негодуя из-за того, что кто-то проявил более оригинальность к подготовке тоста, чем он.
– В общем, – начал Антон. – Однажды в один морозный, зимний вечер русский мужик встретил на набережной Невы иссиня-черного полностью голого иностранца, который стоял, как истукан, дрожал, глядя на реку. Русский подошел к нему и спросил: «Эй! Вы же замерзнете?». Иностранец молчал и смотрел на волны. «Ты че не слышал?! Ты ведь замерзнешь?». Иностранец обернулся, посмотрел на него белыми глазищами: «Ты пятый!». Русский не понял, что имел в виду сумасшедший и спросил: «Кто пятый? Ты о чем?». Черный иностранец объяснил: «Ты пятый, кто подошел ко мне, обеспокоенный тем фактом, что я стою голый на лютом морозе. Вы, русские, такие сочувствующие, пока…». Он замолчал. «Пока что?» – спросил мужик. «Пока не увидите на мне серебро, золото, бриллианты, норковую шубу» – ответил иностранец. «О чем ты таком говоришь!? Ты спятил! Тебе нужно срочно в теплое помещение!» – возмутился русский и онемел, открыв рот от изумления, когда увидел на иностранце норковую шубу; на голове – золотую корону, обрамленную драгоценными камнями; на шее, на запястье, на щиколотке – бесчисленное количество цепочек с сапфирами, изумрудами, брильянтами; на каждом пальце рук – кольца. «Как? Как ты это сделал?» – спросил дрожащим голосом русский. «Я не знаю. Если ты мне поможешь, я тебе все отдам». «Все?» – удивился русский. «Да. Все!» – подтвердил иностранец. «Я помогу! Только скажи, куда тебя отвести!». «Видишь ли, мужик, мне без разницы, где жить – это не проблема. Проблема в другом…», – иностранец замолчал. «В чем проблема?» – спросил русский, оглядываясь по сторонам, чтобы никто их не увидел. Им овладела жажда золота. Лихорадка. «Проблема в том, что я не могу пошевелиться. Я прирос к земле, словно корень дерева» – ответил он. Русский недоверчиво посмотрел на него и сказал: «Глупости! Не один человек еще не примерзал к земле! Не так и холодно сегодня!» – он прикоснулся к иностранцу руками и начал толкать. Тщетно. Словно двигать по земле пятитонную глыбу. «О, боже!» – воскликнул мужик и перекрестился, – «Как же тебя так угораздило? Но ты не переживай – я помогу тебе! Обязательно, помогу!». Русский пытался снова и снова. Безрезультатно. Он взвыл от гнева на самого себя и ударил по плечу иностранца. Невыносимая боль прожгла его кисть, он закричал: «Ты не человек! Не человек!». «Нет. Я такой же, как ты! Помоги мне!» – просил иностранец. «Я не могу!» – отвечал ему русский. «Попытайся снова!» – посоветовал ему иностранец. «Я не могу!» – вторил русский. «Или не хочешь?» – спросил иностранец. Русский ничего не ответил, лишь посмотрев в сторону, откуда доносился чей-то смех. Он вздрогнул, заводил глазами и второпях начал снимать цепи, кольца, корону с иностранца. «Что ты делаешь?» – спросил иностранец и добавил. – «Не уподобляйся другим, неверным! Ты же честный, добрый, отзывчивый! Зачем тебе брать такую ношу – грех – на свою незапятнанную душу? Одумайся! Ты – не вор!». «Прости. У меня семья», – только и сказал русский. «Это тебя не оправдает перед судом Божьим!». «Прости. Я правда хотел тебе помочь. Но не смог. Это будет плата за мои труды», – сказал русский иностранцу, обобрав его до нитки. И убежал прочь, довольный и счастливый. Иностранец тяжело вздохнул, посмотрел на реку Неву и обратился к нему: «О, мой повелитель! Верните меня обратно туда, откуда я родом. Этот мир – безнадежен. Меня обворовали уже сто тридцать две тысячи грешников. Грешники, которые дома обнаружат вместо золота лишь пыль и безутешия, когда будут вспоминать, как обворовали и оставили умирать на холоде иностранца». Он замолк, ожидая ответа. Прошло десять минут и некто из морских глубин, сказал: «Когда коих грешников будет больше миллиона, то мы обрушим свой гнев! Но пока их всего сто тысяч, поэтому ты остаешься на земле, Людская Алчность». «Хорошо» – согласилась она, превратилась в русскую деву и полетела в Каир.