– А зачем тебе знать? – поинтересовался он.
– Как зачем? Я, как твоя старшая сестра, должна знать с кем мой младший брат общается.
– Если я скажу, что она злой или добрый дух, разве что-то измениться?
– Я так и знала, – огорчилась Вика.
– Что ты знала? Я ведь еще ничего не сказал!
– Иногда, Вася, все понятно без слов. Она злой дух. Ведь так?
– Ну вот, ты расстроилась. Тебя нельзя переживать. Ты помнишь об этом?
– Стараюсь не забыть, – ответила она. – Слишком уж я люблю тебя, чтобы не переживать и не думать о том, что ты мне сегодня сказал.
Молчание.
– Можно я задам тебе три вопроса, – спросила Виктория. Он кивнул. – Только обещай, что ответишь на них как можно честней. – Василий снова кивнул. – Ты ей доверяешь?
– Да.
– Она тебя любит?
– Да.
– Ты познакомишь меня с ней?
– Я не знаю. Я построюсь.
– Мне нужен определенный ответ, – уточнила она.
– Да, – согласился он.
– Отлично. Больше вопросов не имею.
– Ты говоришь, как адвокат, Вика, – подметил Василий.
Она улыбнулась.
– Береги себя, Василий. Будь аккуратен и бдителен. И если что-нибудь случиться – не дай Бог, конечно – сразу звони мне. Мы договорились?
– Ага.
Они еще немного посидели на качели, молчаливо глядя в небо, каждый думая о своем и пошли в дом, выпили по кружке горячего шоколада и легли спать. Утром пришел Антон и разбудил всех сонных домочадцев.
***
Домовой и Виктория шагали по ромашковому полю, вдыхая приторно-сладкие ароматы любви; их ноги утопали в траве по колено.
Светило яркое солнце, в лучах которого ласкалась зеленая-презеленая трава, деревья, каждая его веточка и каждый листочек; птицы, зайцы, барсуки и ржущие лошади, бегущие по полю, чтобы напиться у водоема.
Они сели, утонув в белых волнах ромашек.
Сначала Виктория рассказала Домовому о положительных результатах УЗИ, а потом о том, что Василий познакомился с девочкой – со злым духом. Клементиной.
– Надо предпринять срочные меры. Я за него переживаю, – сказала она. – Это девочка может быть опасна.
– Я понимаю твои переживания, но если Клементина его любит – по-настоящему любит – то она не причинит ему никого вреда. Я же не сделал тебе ничего такого, о чем бы ты могла впоследствии пожалеть.
– Василий заверил меня, что любит, да так сильно, что не хочет его отпускать домой, когда приходит время расставаться.
– Тогда почему ты переживаешь?
– А вдруг ее помыслы иные: злые и расчетливые. Может, она хочет заманить моего брата в капкан с помощью лжи и обмана.
– Почему такая уверенность? Только не говори, пожалуйста, что это из-за того, что она злой дух!
– Она – злой дух! И я не могу ей доверять!
– Ты ведь мне доверяла.
– Это другое! – возразила Виктория.
– То же самое. Она маленькая девочка. Она не способна на обман. Ее душа еще непорочна. Вспомни меня, когда мне было двенадцать.
– Но если ничего не измениться, ее душа превратится во мрак, во тьму, в пустоту. И тогда беды не миновать.
– А кто знает, вдруг она решиться ради любви отказаться от своего мрачного будущего и отправится на острова забвения, чтобы попытать счастье, переродиться? Мой тебе совет: успокойся, не торопи события и рассмотри ситуацию с другого ракурса. Ты ее ведь даже не знаешь, верно? – Виктория кивнула. – Тогда, зачем так скверно о ней думать. Она обрела друга в лице твоего брата. Разве это не чудесно? Разве это не повод, чтобы измениться к лучшему? Разве я не изменился в лучшую сторону ради тебя? Дай ее шанс. Я уверен, она сделает твоего брата только счастливее и свободней. Ведь, так?
– Да. Он ее любит. Это точно.
– Тем более. Не нужны никакие меры. Лучшее, что ты можешь сделать для Василия – ничего не делать. Они сами разберутся. Это их отношения. Их любовь. И их собственное право на счастья. Ты должна это понимать. Он давным-давно не мальчик, Виктория. Смирись с этим неоспоримым фактом: Василий вырос, он – юноша, который вправе сам принимать решения. Вправе сам выбирать, кого любить, а кого – нет.
– Ты прав, Домовой. Ты как всегда прав, – согласилась с ним Виктория. Потом спросила. – Думаешь, я с ней увижусь?
– Несомненно.
Виктория посмотрел вдаль, на журчащий ручеек, закрытый деревьями и увидела, как к ним шла Элизабет, держа за руку двухгодовалого Лео, который быстро перебирал ножками, подпрыгивал и смеялся. – Домовой, смотри. Элизабет с Лео.
Виктория невольно улыбалась, когда смотрела, как Домовой подхватывает сына и нежно его обнимает. Как Леонардо обхватывает шею Домового крохотными ручками, мило корчит свою мордочку и смеяться.
Домовой несколько раз покружился на месте и стал подкидывать сына высоко вверх; Лео еще громче засмеялся, махая ручками и ножками в воздухе, неугомонно повторяя: «Есе, папа! Есе!».