– Тише, тише. Успокойся. Он давно простил тебя. Давно.
Его отец умер месяц назад. И для него смерть отца стала хлесткой пощечиной, ударом, который подломил его. Он хотел извиниться перед ним, но не успел.
За три дня до смерти, он встречался с отцом, они обмолвились стандартными вопросами и разошлись в разные стороны, так и не сказав самого главного: «Прости». А теперь уже поздно. Он умер. Ничего не изменишь. Время не вернуть вспять.
– Если бы я извинился… сейчас бы отец был жив. Жив.
– Откуда тебе знать, как было бы? Не вини себя.
– Прости. Я что-то растрогался. Сегодня великий день, а я…
– Великий день? – удивилась Виктория.
– Ага. Во-первых, одобрен проект будущей комнаты. И, во-вторых, выбрано имя нашей дочурки.
– Когда это мы успели? Что-то я не припомню?
– Вчера, – ответил Антон.
– Как я сейчас помню, мы вчера определились на счет двух имен: Алиса и Валентина. Но окончательное решение не было принято. Или я не права?
– Права. Но я еще вчера определился.
– Я тоже.
– Может, тогда на раз, два, три.
– Тебе не кажется, что это глупо? – спросила Виктория.
– Нет. А тебе?
– Нет.
– А что тогда спрашиваешь? – поинтересовался Антон.
– Для собственного спокойствия, что я не глупая.
– Понятно. Хочешь секрет? Мы оба – глупые!
Они засмеялись, обняв друг друга.
– Раз, – начал отсчет Антон. – Два. Два с четвертинкой. Два с половинкой.
– Стоп-стоп, – воскликнула Вика. – Подожди. Давай лучше напишем имя на бумажках?
– Так лучше! – согласился он.
Оторвав два клочка бумаги из тетради, они написали имена и поменялись бумажками.
– Ты готова?
– Нет.
– Я понимаю, что очень волнительно. Но надо принимать решение.
– Хорошо. Смотрим.
На двух клочках бумаги было написано: «Алиса».
– Значит, Алиса? – спросил он, радуясь, как ребенок.
– Да, – ответила Виктория.
Глава 8
Виктория проснулась от того, что громко – запредельно звонко – заиграла музыка на мобильном телефоне, нарушив медленное течение времени в тиши восходящего утра; на постель падали первые лучи солнца, дыхание свежего ветра проникало через открытую раму, оттуда же был слышен щебет птицы, что сидела на ветке березы.
Ей снился парящий остров, окутанный со всех сторон облаками; она купала новорожденное дитя в чисто-кристальном водоеме, любуясь его божественной красотой и естественностью, содрогаясь от каждого его вдоха и выдоха, наслаждаясь сладким мгновением, когда ребенок крепко-крепко обхватил рукой ее пальчик.
Она встала с постели, все еще паря, как птица, в приятных сновидениях, незаметно уходящих на второй план, в небытие, под покровом ее величества реальности.
Взяла со стола мобильный телефон, который был завален бумагами.
Ответила.
Звонил Василий. Он говорил быстро, тараторил. Явно переживал. Сказал ей о том, чтобы она подошла через час к спортивному комплексу «Титан», если, конечно, она сможет. Виктория сказала, что обязательно придет, не задавая лишних вопросов. Хоть она и была еще где-то между двумя фазами, между сном и реальностью, иными словами, в стадии «полудрема», она сразу сообразила, что ее ждет долгожданное знакомство с Клементиной.
После разговора Викторию накрыло внезапное волнение от грядущей встречи.
Через полчаса она села в такси, и они помчались к стадиону.
Когда машина подъехала к главному зданию комплекса «Титан», она увидела встревоженного Василия, который ходил взад-вперед, о чем-то напряженно думал, шевеля губами.
Заплатив водителю, она вышла из машины и позвала брата.
Василий подошел к ней.
– Почему такая срочность? – спросила Виктория по дороге к стадиону.
– Сегодня особенный день. Точнее утро. Утро, когда ее родителей нет дома, и мы сможете наконец-то познакомиться, не рискуя быть замеченными.
– А где они?
– Уехали в Песчаные владения, в колледж, чтобы записать Клементину на начальные курсы.
– Туда, где учился Домовой?
– Именно.
– О боже! – воскликнула Виктория. – Начальные курсы, это что вроде вступительных экзаменов?
– Я не знаю. Клементина молчит. Она думает, что никогда не поступит в колледж, ибо не способна на то, что ей предлагает сделать руководство колледжа и навсегда останется заложницей здешних мест. Вечным, неприкаянным призраком, духом стадиона, который умрет от одиночества и от сокрушимой боли отчаянья.