– Привет, Вик. – Василий не отрывал взгляда от дома. – Извини, что не смотрю на тебя, но я не хочу потерять их из виду. Когда я вижу ИХ воочию, мне кажется, что я не безумец.
– Кого? – поинтересовалась она.
– Я не знаю кто они. Как они себя величают. Я их называют тенями. Они следят за мной, куда бы я ни пошел. Тебе рассказала о них Клементина?
– Да, – ответила Виктория, пытаясь найти в окнах силуэты теней.
Поднялся сильный ветер. Небо помрачнело. С запада шла иссиня-черная туча, извергающая одинокие раскаты грома и сверкающие молнии, разрезающие небо.
– Посмотри на третий этаж. Первое окно слева. Ты их видишь? Они прячутся за белыми тюлями. Их выдают красные глаза и злобная, ехидная ухмылка на их самонадеянных лицах. Ты видишь?
– Прости. Я ничего не вижу. Ты уверен, что они…
Первая капля упала на разгоряченный асфальт.
– Я уверен. Они – там. Посмотри внимательно. Попытайся увидеть то, что казалось бы невозможно увидеть. Пожалуйста.
Виктория после серии тщетных попыток увидеть то, чего не существовало, по ее мнению, сказала брату, что ему, наверное, почудилось и что надо идти домой, пока дождь не разыгрался. Он только фыркнул. И сказал:
– Прошу тебя, Виктория, посмотри еще разок в окно. Я уверен, ты увидишь.
Она покорно согласилась. Дождь разыгрался не на шутку. Капли хлестали зеленые листья берез, звонко вонзаясь в асфальт, словно стрелы, рассекая воздух. Ветер ревел, наклоняя березы к земле, которые трещали, как щепки.
– Я ничего не вижу. Я ухожу, потому что я уже вся промокла. Пошли.
– Нет! Смотри! Я не вру! Поверь же мне!
Она в последний раз бросила взгляд на окно, и в этот самый момент разразился оглушительный раскат грома, птицы взлетели ввысь, земля дрогнула, сверкнула кривая молния и Виктория увидела в свете серебристой вспышки две страшные и одинаковые маски безразличия. Черные волосы, ниспадающие на плечи, надменный и игривых взгляд красных глазищ, острые и тощие скулы, рот в убогой ухмылке и худые тела, закрытые черной мантией. Бледная кожа, покрытая шрамами и язвочками. Они были мерзки и ужасны – монстры, обитающие во мраке ночи.
Виктория закрыла рукой рот, чтобы не закричать от страха.
– Теперь ты мне веришь? – спросил Василий, взял Викторию за руку, и побежал под металлический козырек подъезда, потянув ее за собой.
– Да. Видела. Они точно не добрые духи.
Виктория смотрела сквозь кривой дождь в окна домов.
– Давно они за тобой следят?
– Наверное, пару недель.
– Почему сразу мне не сказал?
– Я был уверен, что они плод моего воображения. Но теперь, я знаю, они реальны, как наш мир и осязаемы, как воздух, которым мы дышим. – Он глубоко вдохнул свежий летний воздух. И выдохнул. – Что будем делать, Виктория?
– Если бы я знала, мой милый. Если бы я только знала. Мы замешаны в чужой войне. В войне между добром и злом. Но вот возникает один резонный вопрос: можно ли разделить добро и зло, когда каждая сторона несет смерть и разрушения?
– О чем ты таком говоришь, Вик?
– О том, что не существует добрых или злых людей, духов. – Она вложила в его руки письмо Клементины. – Все мы порочны, Василий. Просто одни погрязли в заплесневелом болоте порока по горло, а другие лишь по щиколотку.
– Спасибо, – сказал он, разрывая конверт мокрыми руками. – Вика, можешь быть уверена, твоя стопа не коснулась этого вонючего болота. Ты – непорочна.
– Это я-то? Неправда! Не думай, что твоя сестра идеальна! Я, как и все люди, несовершенна. И совершала множество непростительных поступков, ошибок, за которые мне и по сей день стыдно, когда я о них вспоминаю.
– Почему я тогда не помню, чтобы ты меня хоть раз обидела?
– Потому что я люблю тебя так сильно, что не смогла быть причинить тебе боль.
– И ты еще пытаешь меня переубедить, что ты не святая?
– Пытаюсь.
– Ты просто послушай, как звучит: «Святая Виктория!».
Она поцеловала брата в щечку за столь теплый комплимент. После чего сказала:
– Ты лучше прочти, что тебе написала Клементина. Она так переживала, когда читала. Даже всплакнула.
– Или прочитать то, что написала моя сестра со слов Клементины? – исправил ее Василий.
– Откуда ты знаешь?
– Тут не надо быть Шерлоком Холмсом. Я узнал бы твой почерк даже во тьме. И я знал, что Клементина не умеет писать и читать. Она сама мне говорила об этом.
– И после того, что я совершила, ты все еще считаешь меня святой? – спросила она.
– Несомненно, – уверенно ответил он и начал читать письмо.
Небо просияло.
Луч света прорезал плотные облака и осветил мокрую траву, колыхавшую на ветру. Дождь закончился, оставив после себя лужи, отражающие небо и ручейки, стекающие в городскую канализацию.