Очнулась.
Снова одинокий магазин. Тело жутко болит.
Она в ужасе смотрит на живот. Все в крови: одежда, полки, пол. Кричит…
… и просыпается. На нее напугано смотрит Антон, спрашивая, что случилось. Она отвечает, что снова кошмар, с облегчением глядя на живот. Крови нет. Ребенок живой.
– Опять снились злые духи? – спросил он.
– Да. Я думала, мое сердце разорвется. Все было так реально. Я чувствовала боль. Чувствовала. Как странно. Надо позвонить Василию.
– Сейчас три часа ночи. Он спит!
– Я не усну, если не позвоню.
– Предчувствие? – спросил он.
Антон встал с кровати, подошел к тумбочке, взял телефон и подал его Виктории.
– Что-то вроде того, – сказала она. Набрала номер, приставив к уху телефон. – Ну ответь же! Ответь! Ответь! Он не отвечает, Антон! Не отвечает!
– Наверное, крепко спит.
– Нет! – закричала Вика в приступе истерики. Нажала сброс. Стала звонить Марии. – Я… я… не знаю… сердце… Мам! Мамочка! Привет! Проверь, пожалуйста, брата! Он не отвечает мне на телефон!
– Виктория? Это ты?
– Да, мам! Проверь брата!
– Что-то случилось! Сколько сейчас время? – встревожилась Мария, встав с постели.
Через несколько минут Мария сказала:
– Его нет в постели! Василий! Василий? Где ты? – Нет ответа. – Василий!
Обыскав весь дом, так и не найдя Василия, Мария сказала:
– Его нет дома! Ты знаешь, где он?
– О боже! – Сердце ушло в пятки. – На стадионе! Мама нужно срочно бежать на стадион! Срочно! Пока еще не поздно! – закричала Виктория.
И положила трубку.
– Что ты сказала? Он на стадионе? – переспросил Антон.
– Да, – ответила она; в ее глазах стоял ужас. – Принеси мне фонарик.
***
– Твои мысли подобно молниям, которые уничтожают своей откровенностью и одновременно жестокостью! – воскликнул Домовой своему отцу.
– Я говорю так, как считаю нужным, – ответил отец. – И ты не в праве меня учить, как и что мне говорить.
Повисло долгое молчание.
Переговоры были направлены на предотвращение боя, который по самым скромным меркам мог унести более десяти тысяч воинов. Они зашли в тупик.
Они стояли друг напротив друга, глядя друг другу в глаза с открытой ненавистью и болью.
– Так что ты решил? Смерть или спасение?
– Спасение? – воскликнул Домовой. – Ты считаешь, что спасение заключается в том, чтобы сдаться и отдать вам наши земли?
– Считаю. Хочу заметить, что на кану не только жизни твоих воинов, но еще жизни Виктории и ее братика.
– О чем ты?
– Ты еще не знаешь? – Он засмеялся. – Бедный-бедный мальчик. Ты глуп и слаб. Слаб и глуп. Твоя сила – это смех! Они скоро умрут!
– Ты подло врешь! Врешь!
– Да неужели? – Отец сделал шаг. – Можно к тебе прикоснуться?
– Только без глупостей, – предупредил Домовой.
Отец прикоснулся к его руке и Домовой увидел то, отчего его ноги подкосились. Он чуть не упал; закружилась голова.
– Ах ты чертов сукин сын! – выругался Домовой и схватил его за горло. – Я убью тебя! Убью! Убью!
– Это нападение! Нападение! В бой!
– В бой! – подхватила воины, и побежали на противников.
– Держать оборону! – закричал Домовой.
Отец Домового вытащил из ножен меч и вонзил его в живот сына.
Руки ослабли. Боль была нестерпимой. Он пошатнулся, упал на землю и сказал:
– Ах ты подлый…
– Видишь ли, сынок, войну можно выиграть только обманом, – перебил его отец. – Только обманом. Это всегда эффективно. Как я легко тебя заманил в капкан. Я знал, что ты дорожишь этими земными тварями, но чтоб на столько! Слава Богам!
– Я тебя убью, – сказала Домовой.
– Как?
– Я…
Он не договорил, провалившись в темную пропасть.
Доехав на такси до спортивного комплекса «Олипмус», Виктория не мешкая вышла из машины и побежала к стадиону, не дожидаясь Антона, который расплачивался с таксистом.
Было прохладно и темно. Ни один фонарь не освещал стадион. Лишь лунное сияние указывало ее путь да несколько бледно-сверкающий звезд, тонувших в черной синеве.
Когда Виктория устала бежать, седьмой месяц беременности давал о себе знать, она пошла быстрым шагом, постоянно крича в пустоту, обличенную мраком: «Василий! Ты где? Отзовись!».
Василий не отвечал.
Она вспомнила сегодняшний сон и, проводя параллели, пришла к выводу, что все-таки сон был вещим. Все сходиться. Темнота. Одна, если не считать Антона, который нагонял ее. Цоканье каблуков. Брызг капель. Стрекотания сверчка вместо дребезжащего холодильника. Брат и ее ребенок в опасности.