Минуты шли, а за ними – часы. На пустыню опустилась ночь, холодная и промозглая. Черное небо озарилось сверкающими звездами, словно купол цирка, освещенный крохотными лампочками.
Подползя к прогнившим ступенькам, ведущим в чуждый дом, она вся дрожала, содрогаясь всем тело. На ступеньке лежала миска с водой. Она дотянулась до миски, но опрокинула ее на землю. Ибо ее пальцы окоченели, скрутились так, словно неправильно срослись после многочисленных переломов.
Виктория взывала от отчаянья и горя, ударив кулаком по земле. Ее последняя надежда угасла, растворилась в черной дымки ночи. Вода впиталась в сухую землю. Она посмотрела на миску и увидела там, на самом донышке, тонкую линию живительной воды. Она подползла к ней, опустила голову в миску, вытянула сухие губы, которые соприкоснулись с водой, и выпила все, до последней капли, почувствовав новый прилив сил.
Придя в себя, она кинула взгляд на дом. Он ей показался знакомым. Обугленный, перекошенный, гнилой. Жуткий.
– Родительский дом Домового, – сказала Виктория. – О Боже!
Скрипнула дверь. Виктория вздрогнула. Из дома лился желтый свет, падая на парадную, полуоткрытую дверь.
Виктория нашла силы подняться на ноги, хоть это было и нелегко, и зайти в дом, который одновременно манил и отталкивал.
Зайдя в комнату, Виктория услышала, как трещит дерево в камине, встроенном в западную стену большого зала и как кто-то пел тихим голосом странные песни о войне.
Вика зашла в комнату, надеюсь увидеть в ней Домового, но его там не было. Он был далеко от этих мест и истекал кровью на поле боя. Он боролся за жизнь, вцепившись в нее так, как хищник вцепляется в свою жертву.
В комнате, на кресле, сидел отец Домового, положив ногу на ногу. Он курил сигару, выпуская едкий дым. Он ехидно улыбался, глядя на нее исподлобья.
– Я ждал тебя, Виктория, – сказал он, не поднимаясь с кресла. – Ждал этой встречи. И вот – мое желание исполнено. Теперь мы можем поговорить в тишине и в спокойствии, с глазу на глаз. Тет-а-тет, так сказать. – Он показал рукой на свободное кресло. – Прошу, садись.
– Где Домовой? – спросила она. – Где я? Это сон? Или…
– Я отвечу, если ты сядешь, – настаивал он.
– Ладно, – согласилась она и села напротив отца Домового, лицо которого было непроницаемо, словно уже вымерло и потеряло свой цвет и сияние.
– Вот и славненько. – Он посмотрел на Викторию пустыми и властными глазами. Потом сказал, вытащив из черной рясы чрезмерно длинные и костлявые кисти руки. – Тебе, наверное, интересно, где ты и что ты тут делаешь?
– Как вы догадались?
– Довольно сарказма! – пригрозил он. – Ты ведь знаешь, девочка, что со мной шутки плохи. И если ты не будешь уважать меня, то не сомневайся: я не дам тебе ни единого шанса, чтобы выжить. Ты меня поняла?
– Поняла, – ответила она, перестав с ним спорить, прежде всего, чтобы выяснить какую игру он затеял. – Так, где я?
– Ты в мире, в котором вырос Домовой и в котором ты не раз была.
– Это я и без вас поняла. Только вот есть одна маленькая загвоздка – я сплю. И мне снится сон. А вы лишь мое видение.
– Ты уверена в этом?
– Более чем.
– Тогда вынужден тебя разочаровать, ибо то, что ты видишь – это не сон.
– Это даже смешно. Вам не удастся меня обдурить. Не удастся. Я знаю, что я не могу путешествовать во сне, вне телесной оболочки. Это физически невозможно. И вы об этом знаете.
– Знаю. И не спорю, что ты раньше не могла путешествовать во сне, как твоя подруга Элизабет. Но теперь ты можешь. И знаешь почему?
– Почему же? – поинтересовался она.
– Твоя душа на мгновение оторвалась от тела, ибо ты умираешь.
– Что? Это полная чушь!
– Виктория, вспомни, Домовой хоть раз называл меня обманщиком? Я знаю, он величал меня по-разному: и тираном, и деспотом, и моральным деградированным уродом общества, и так далее и тому подобному, но ни разу обманщиком. Думаешь, почему ты потеряла сознание, когда рожала? В данный момент твоя жизнь на волоске, на тонкой грани. Врачи делают все возможно, чтобы остановить кровь, но, увы, их тщетные попытки увенчиваются пока крахом, неудачами. Еще несколько минут и ты умрешь.
– Хорошо, я, возможно, поверила вам. Пускай, я умираю. Тогда зачем я нужна вам здесь и сейчас?
– Хороший вопрос. Ну, во-первых, чтобы насладиться твоей красивой смертью. А, во-вторых, чтобы помочь тебе умереть, убив твою подлую, двуличную душонку, которая виновна в том, что мой сын умер от рук отца! – Он замолк.