– Полиция? Ищет, наверно.
Помедлив, Вика решила уточнить:
– Сами разобрались?
– Послушай, Демидова. Ну, зачем тебе это? Подробности дела тебе вряд ли понравятся.
– Это почему?
– У нас с тобой группы крови разные.
Смешавшись, она умолкла. Потом сказала:
– Теперь вы больше мне ничего не должны, Дмитрий Иванович. Никакой «кореянки».
– Это с какой же стати? – удивился Мартынов. – Все еще должен. А вот ты должна кое-что Парагваю. Извиняюсь, мистеру Порогину. Если бы не его зоркий глаз и крепкая рука...
– Да ладно вам, – застеснялся Василий. – Забей, Демидова. Было весело. Хотя... Ты можешь как-нибудь сходить со мной в кегельбан.
– Не вопрос, как-нибудь сходим, – улыбнулась Вика и подала ему руку на прощанье.
– А мне? – грозно спросил Мартынов.
– Не дерзнула, – хмыкнула Вика, протягивая ему ладонь.
Ладонь ее Мартынов отпускать не торопился. Произнес:
– Совать нос в чужие дела не собираюсь, однако спрошу. Это была твоя разборка или нанимателя?
– Нанимателя.
– Я так и предполагал. Короче. Приходи, если надумаешь. Мое предложение в силе.
– Спасибо. Может, и надумаю, – ответила Вика.
Ее высадили под светофором в нарушении правил, затем «лексус» встроился в поток и вскоре исчез из виду. Виктория направилась к спуску в метро. Ей не давала покоя пугающая мысль, что возможно сейчас, вот прямо сию минуту, некто беспощадный следует за ней по пятам, прикидывая шансы напасть, не собираясь дожидаться более удобного случая.
Вика хорошо осознавала, как рискует, приняв решение продолжить операцию, но ее судьба теперь напрямую связана с судьбой Светкиного мужа. Нужно срочно, нужно как можно более срочно выманить из логова злобную тварь, облизывающуюся на галактионовские капиталы. Потому что эта тварь сделает все, чтобы исправить недоработку, когда и если до нее дойдет, что покойник вовсе не покойник. И про Демидову, над ней прикольнувшуюся, тоже не забудет.
Вике бы посидеть где-нибудь в тишине, дух перевести, нервы успокоить по завершении дикого фальстарта. Но возможности нет, да и не хочется затягивать дело. Она покатается в метро, там и отдохнет. Потом под прикрытием метрополитеновских видеокамер выдвинется на поверхность. У входа на станцию тоже должны быть видеокамеры. Есть некоторый шанс, что в зоне их обзора преступник поостережется совершать противоправные действия. Ей всего-то нужно оказаться под опекой Родионыча, а там пусть совершает, милости просим, заждались уже.
Некстати ожил мобильник. Блин, опять Светка. Что хоть Клинкину разбирает звонить без конца?.. Может, проигнорить? Вика решила ответить.
Только голос был вовсе не Светкин. От недоброго предчувствия у Виктории сжалось сердце.
– Однако, нас славно умыли, младший, – сказал тогда отец.
Отец был зол, ну, а потом с него злость сошла. Довольно скоро, дня через три-четыре. Но посоветовал сыну больше данную тему не затрагивать и персоналий вслух не называть. А лучше не называть их и мысленно.
В отличие от отца, Валентин ни на кого не злился. Досадовал на себя, маялся неловкостью, отчасти чувствовал себя униженным, но не злился.
Поганее всего было в первые минуты после разговора с несостоявшимся тестем. Олег Олегович деревянным голосом уведомил, что предложение Валентина Эдуардовича о помолвке с их дочерью отклонено, так как Виктория Олеговна не дает на нее согласия. И сразу повесил трубку. Без комментариев. Ну, что ж, случается. Как говорится, была бы честь предложена.
Затея с самого начала выглядела идиотской, но Валька повелся. На собственный романтический бред повелся. И отца дураком выставил. Теперь при упоминании той кислой истории папан неизменно принимался играть желваками и мрачно сопеть, раздувая мясистые ноздри.
Более всего Попова-старшего бесила очевидность, что абсолютной изоляции от Демидова достичь невозможно. Бизнес есть бизнес, и финансово-деловые контакты партнеров не прервались, пребывая в суровом подчинении у здорового прагматизма. Контакты в основном заочные – электронная почта, курьерская почта, краткие переговоры по телефону. Однако личная их встреча была неминуема.
Вчера она и состоялась на территории третьей стороны во время заключения сложной сделки. А по подписании бумаг, когда компаньоны и их помощники сбрызгивали договор традиционным, неизменным и обязательным вискарём традиционно без закуски, Демидов на столь же обязательный вопрос о жене и детках выдал в сердцах, что старшая с ними не живет.
Он поспешил тут же уточнить, что Виктория решила начать самостоятельную жизнь без кураторства родителей, и они, родители то есть, данное ее решение восприняли мало что с пониманием, а даже и с энтузиазмом.
Приняв еще пару порций алкоголя, Демидов настиг финансиста в клозете, ухватил за лацканы, припечатал к кафелю и прошипел в возмущенную физиономию: «Слышь, бурдюк с нечистотами! Это ведь из-за твоей пакостной затеи дочь дверью хлопнула. Навязался на нашу голову... сват хренов». Впрочем, про нечистоты он как-то иначе выразился.
Вечером Попов пересказал волнующую новость жене, упустив про бурдюк, а его жена незамедлительно донесла сыну. И добавила с удивлением в голосе: «Нежели девушка оставила родительский дом оттого, что ты сделал ей предложение? Как-то неадекватно, ты не находишь, Валя? Вероятно, Катерина Евгеньевна и Олег Олегович ее пытались убедить, а она возмутилась, расценив это как давление. Думаю, мы должны только порадоваться, что она тебе отказала».
Они ничего не знали, ни отец, ни мама. Вальке было безразлично, неадекватна Виктория Демидова или, напротив, нормальна, словно кастрюлька с вареной картошкой. Если и неадекватна, значит, такая Вика ему и нужна – неадекватная. Она ему – да, он ей – нет, так как-то.
Валентину было известно про Вику многое. Демидовы ни от кого не скрывали, что старшая дочь взята ими из приюта, не скрывали, потому что любили ее больше, чем некоторые натуральные родители любят родных детей. Он знал также, что Вика их любит, как бродяжка-щенок, подобранный ноябрьским вечером из промозглой подворотни – благодарно, отчаянно и дерзко.
Так было до недавнего времени, пока Валька Попов не влез к ним в дом и все не испортил, неуклюжий придурок, детально изучивший жизнь по шедеврам классики позапрошлого века.
После разговора с матерью он всю ночь промаялся почти без сна и к утру принял решение. Нужно найти Вику, попросить у нее прощения, хотя он не понимает, за что. Убедить вернуться к родителям – они не виноваты.
Утром он позвонил ее отцу. Превозмогая неловкость, спросил.
Демидов удивился, взял паузу, потом все же ответил.
«По некоторым данным, – проговорил он без интонаций, – Вика остановилась у знакомой в подмосковной Фаддеевке, более точный адрес не знаю. Имя и отчество знакомой – Танзиля Усмановна. И – на всякий случай – тетка она злая».
Валька напряг своего айтишника, и тот раскопал, где такое эта самая Фаддеевка, в которой обретается злая Танзиля, и адрес Танзили раскопал тоже. Повезло с имечком. Ну, хоть в чем-то. Уведомив персонал, что в лаборатории появится лишь к концу дня, но появится непременно и обязательно, поэтому чтоб не сачковали и не косячили, метнулся за МКАД.
Припарковавшись на грунтовой обочине деревенской улицы, он вылез из-за руля и решительным шагом двинулся к калитке в монументальном заборе, больше смахивающем на частокол вокруг древнего городища. Валентин надавил клавишу дверного звонка, хотя не удивился бы, обнаружив вместо него висящее на медной цепи деревянное било. Если ввиду отсутствия насельников ему не откроют, он посидит в машине. Рано или поздно кто-нибудь из обитателей «городища» все равно тут появится.
По прошествии долгих минут в дубовой калиточной створке с глухим стуком приоткрылась смотровая щель, ошибочно принятая им вначале за прорезь почтового ящика, и на Валентина уставилась пара карих глаз в обрамлении лучиков морщин. Глаза из бойницы смотрели требовательно и, как ему показалось, недружелюбно. Показалось верно – недружелюбно.
– Чего надо? – раздался твердый, словно секира, голос, но Валька был готов и не стушевался. Он спросил просто и без затей: