– Ты разве врач?
– Я микробиолог.
– А вел себя, как врач.
– Неужели? Кстати, а как тебе все же собачки? Нравятся?
– Что тут сказать... Если бы бармен велел домработнице выпустить братишек во двор, туго пришлось бы нам всем. Они бы тебя просто не пустили. Повезло нам. Кстати, поблагодарить тебя забыла.
– Ну давай. Благодари.
– Я очень, очень тебе благодарна.
– И это все?
– А что же еще?
– Обычно принцессы награждают своих спасителей поцелуем.
– Так то принцессы, Валентин. То принцессы, – с усмешкой проговорила Вика, усаживаясь в кресло напротив. – А можно я повторю свой вопрос? Как ты тут оказался да еще в столь правильный момент? Опять же, проникновение в частные владения совершил. Это, знаешь ли, карается...
Какое-то время Валентин сидел молча, разглядывая пейзаж за окном. Потом разжал губы, сдержанным тоном ответил:
– Я звонил по домофону, но трубку никто не снял. Это мне не понравилось, поскольку я знал, что в доме должна быть прислуга и прочие люди. Ты, например.
– Следил?
– Следил? За тобой – нет, за домом твоей подруги – да. Я ведь тебе уже сказал, что ехал сюда, чтобы с тобой поговорить. Как я узнал, что ты здесь появишься, тебе будет интересно. Прождав какое-то время напрасно, решил искать тебя в другом месте. Когда выезжал на трассу, заметил твое лицо в окне встречной маршрутки, она как раз сворачивала в сторону поселка. Если бы не заметил, то разницы, где тусуются доберманы, не было бы никакой.
– А дальше? Через забор карабкался? Забор здесь негуманный. И камеры наблюдения натыканы повсюду.
– На камеры мне было наплевать. Да и через забор лезть необходимости не было. Я раскурочил запирающий гидропривод на воротах. Сходил за пассатижами к машине, сунул руку между прутьями, открутил пару гаек, слил рабочую жидкость. Потом отжал воротину. Ничего сложного.
– А почему ты вообще тревогу поднял? Мало ли отчего хозяева не открывают? Может, домофон неисправен, к примеру.
– Час назад был исправен, а потом сразу сделался неисправен? Хотя, бывает, конечно. Рольставня в их гараже не до конца опущена, ты в курсе? Поэтому я смог заметить, что «джинсы» внутри гаража расхаживают. Меня бы это не насторожило, но я услышал стук пустой канистры, потом запах бензина ветерком принесло. Похоже было, что сливают топливо из бака. Когда шум прекратился, я сделал вывод, что человек в джинсах потащил горючее в дом, и в гараж он попал через котельную, и через котельную же обратно вернулся. Маршрут, подходящий для меня тоже. И вот я здесь. И мне пора, пожалуй.
Валентин встал с кресла, проверил, на месте ли айфон и ключи от машины, и было совершенно ясно, что именно он собирается сделать дальше. Он собирается уйти, совсем уйти, прихватив вонючую бензиновую канистру, чтобы не обременять грязной работой дам.
Виктория будто окаменела. Сердце резануло болью. Оно больше не пело. Запнулось на вздохе и перестало биться.
Снова захотелось реветь.
Она залепетала сдавленно и потерянно, ненавидя себя за этот тон, но по-другому не получилось бы совсем:
– Ты хочешь оставить меня с этим гоблином? Хочешь, чтобы я сама вызывала полицию и объясняла им что-то? И у тебя ничего не ёкнет, когда ты сядешь в свою тачку и отвалишь отсюда?
Валентин снова сел и спросил устало:
– Что ты от меня хочешь, Вика? Я попросил у тебя прощения и немного помог в твоей ситуации. Простить меня или не простить – это уже не мое дело, а твое. Позволь я пойду. Меня работа ждет.
– Валентин, – строго сказала она, успев взять себя в руки, – тебе придется остаться. Твои показания должны быть зафиксированы следственной группой. А я пока маме позвоню. Мне тоже надо попросить у нее прощение... И у отца, но сначала у мамы. Кое за что. И у меня дело к маме есть. Я вспомнила, что у нее знакомая имеется на Петровке. Видишь ли, мы с Усмановной еще одного гоблина в плен взяли, он у нее в подвале отсыпается. И как это все получше объяснить властям без помощи своего человека с Петровки, ума не приложу.
Валентин замер, вскинув удивленно брови, а потом расхохотался, оценив по достоинству новость:
– Ну, вы, девушки, даете!
– Звучные имена вам родители дали. Красивые, – одобрительно проговорила Алина. – Марианна, Вероника... Единственное неудобство, что ласкательный вариант придумать сложно. Наверно, в семье тебя Машенькой звали, а ее Верочкой.
– Не угадала, Росомаха, – ответила Марьяна с грустной улыбкой. – Для родителей я Анкой была. Меня только в школе начали звать по документам. Я даже сразу и не привыкла. Какая такая Марианна?.. Машкой меня ты окрестила. Из вредности, я полагаю. А сестренку мама Никусей звала, Никой. Пора мне, однако. Ты, Катерина, держи меня в курсе. Я тоже что-нибудь попробую разузнать. Хотя, не представляю, с какой стороны и подступиться.
Покинуть «сузуки» она не успела, лишь развернулась в сторону двери. Но в этот момент зашелся Катин мобильник, и, увидев высветившуюся картинку фотоопределителя, та схватила Марьяну за плечо. Стиснула сильно, больно, Машка даже поморщилась.
– Что за эксцессы, Демидова? – спросила брюзгливо.
– Это с Викиного сотового звонок!
– И чего ты тупишь? Отвечай давай уже, кулема!
– А вдруг... Вдруг это не она? Вдруг сейчас скажут...
Машка отобрала у Катерины трубку и, нажав клавишу приема, бросила решительно: «Путято».
Дождик закончился быстро. Летний, приятный. Долгожданный. Но в ярко-голубом небе все еще маячили кисейно-серые лоскутки туч, и ветер набегал порывами, поэтому было прохладно. Двадцать один на термометре, а Вика озябла. Это все из-за двухнедельной жары без передышки. Привык организм к зною, теперь вот мерзнет не по делу.
С высоты птичьего полета вид умытого дождем мегаполиса не то чтобы завораживал, но взгляду был приятен. Бульвар утопал в зелени полувековых ясеней и лип, асфальт мостовых и тротуаров влажно блестел графитовым колером, а легковушки, автобусы, троллейбусы, которые медлительной продольной волной перемещались от светофора к светофору, казались яркими детскими игрушками из старого славного диснеевского мультфильма про Новый год. В это тихое захолустье хрущевской Москвы не добрались пока грейдеры, бульдозеры и какая там бывает стройтехника, чтобы счистить с тела столицы еще немножко блочных пятиэтажек. В окружении низкорослых типовых коробочек сверкающая стрела бизнес-центра с террасой на плоской крыше выглядела сооружением внеземной цивилизации.
Виктория здесь потому, что ей предложили экскурсию, и она согласилась, радуясь, что не успела напроситься сама. Хотя зачем на себя наговаривать? Не стала бы Вика напрашиваться. Да и от приглашения следовало бы отказаться, но духу не хватило.
Совсем не так представлялось ей это место, и Вика была этим отчасти удивлена, а отчасти задета. Что именно ее кольнуло, определить не получалось. Если ревность, то это глупо.
– Ты продрогла совсем, – раздался у нее за спиной негромкий баритон.
Подошел Валентин и набросил ей на плечи какой-то колючий трикотаж.
– Что это? Чье это? – шарахнулась Виктория, брезгливо отпихивая вещь.
– Кардиган. Так мама говорит. Хотя по виду обычная кофта. Он мой. Я его для холодов тут держу. И он нестрашный.
– Ты просто подкрался неслышно, – с вызовом сказала она. – Я тебя испугалась.
Не признаваться же ему, что Вика решила, будто кардиган он одолжил у какой-нибудь в него влюбленной лаборантки? Или секретарши. Или кто там у него еще есть в штате из барышень?
Укутавшись в кусачую Валькину кофту, она проговорила, бросив быстрый взгляд на собеседника:
– Здорово тут у тебя. Сам все обустроил? Я хотела спросить: силами фирмы?
– Да какая там фирма, что ты! Простая лаборатория.
– На два этажа лаборатория?
– На два этажа. А вообще – да, мы. С согласия домовладельца. Нравится?
Вике тут нравилось все. Глянцевый мрамор широкого парапета, пол, выстланный такой же мраморной плиткой, водосток, сияющий металлическим блеском, по желобу которого с легким журчанием уходила дождевая вода. Мебель была без понтов, обычная улично-кафешная, но это не помешало Виктории нарисовать в своем воображении льняную скатерть на круглой пластиковой столешнице и два высоких хрустальных бокала, наполненных рубиновым вином. И зажженные свечи в бронзовых подсвечниках, без них никуда.