— И это твоя работа? — Вика кивнула на его гусли.
— Ну да, один из первых образцов. Еще в пятнадцать лет соорудил. Без этого тебя не могут окончательно посвятить в руноилья.
Девочка посмотрела на него с невольным уважением — инструмент был и вправду мастерский, и парень играл на нем здорово. После этого Вика молча раздвинула опустевшую посуду и взяла в руки лист. Подхватила принесенный Ладвапунгом карандаш, потом, подумав, попросила циркуль.
Она вовсе не собиралась рисовать приблизительно. Нет, Вика-победитель все в жизни делала на совесть. Вот и чертеж гитары она сделала по всем правилам черчения, почерпнутым в школе — во всех проекциях и с тонкими изящными стрелками, указывающими размер в здешних единицах, как весь инструмент, так и каждую деталь.
— Ух ты! Как необычно! — воскликнул Ладвапунг, едва она протянула ему чертеж. — Какое удивительное расположение струн! А это и есть… как его… гриф, да?
— Да, — кивнула Вика.
— А для чего он нужен? — спросил руноилья.
— Для того, чтобы было легче зажимать струны, и чтобы их вообще былом меньше, — объяснила девочка. — Так играть намного проще, да и темп можно взять более быстрый, и бить по струнам сильнее. Или, скажем, если ремня нет, можно все равно играть стоя, удерживая гитару одной рукой за гриф.
— Да-а, — протянул Ладвапунг восхищенно. — Вот до чего могут люди додуматься, когда над ними не довлеет гнет чудесников.
И тут же свернув чертеж в трубочку, выскочил за дверь.
Сегодня Вика чувствовала себя куда бодрее, чем вчера, поэтому убирала со стола вместе со всеми. И лишь когда ребята заняли свои диваны, она сообразила, что руноилья так больше и не появился.
— Кизили, — окликнула Вика подругу шепотом. Они лежали головой друг к другу на соседних диванах, стоявших вдоль стены. — Кизили, а где Ладвапунг?
— Ну, как где: — откликнулась та. — Ты ведь его заразила. Теперь не успокоится, пока не сделает эту твою гитару.
К завтраку поэт, не спавший всю ночь, все-таки явился, и дальше остался заниматься химией на своем обычном месте в лаборатории.
Вика же в течение всего дня довольствовалась тем, что с утра снова чистила лошадей и конюшню, а после помогала всем понемногу. То гайки затянет с Сарветом, то смешает растворы для Кизили… Так и дожили они до обеда. Ну а после обеда Ладвапунг вдруг завалился спать, и, проснувшись через пару часов, снова куда-то убежал.
Вика пристроилась было вновь помогать подруге, как вдруг раздался звонок в общую коридорную дверь. Кто-то, кажется, Сарвет поспешил открывать. И после этого, к удивлению Вики, лаборатория заполнилась звонкими детскими голосами.
Прислушавшись, Вика услышала и голос пожилого мужчины:
— Позвольте представиться — я Туныктышо, классный руководитель шестого класса сиротского приюта. У нас предусмотрена учебным планом экскурсия в отряд девы Войтто. Тем более, что теперь когда сама Войтто вернулась…
— Простите, но вы должны знать, что она была ранена в бою, — невозмутимо возразил Сарвет. — Ей необходим покой.
— Мы об этом не слышали, — изумился учитель.
И Вика подумала, что он прав — ведь она сам сделала все для того, чтобы о ее ране никто не узнал. А людей подводить нельзя, тем более, детей. К тому же, она ведь уже вчера престала ощущать следы отравления, разве что, при неловком движении давали о себе знать чисто физические следы зубов, но это мелочь. Поэтому Вика решительно распахнула дверь и шагнула в лабораторию со словами:
— Первопроходцам — пламенный привет!
— Элякёён! Элякёён! Нейтсют Войтто! — раздались в ответ знакомые слова.
И дети тут же кинулись к ней, окружили, что-то радостно крича. Туныктышо пытался напомнить им о первопроходческой дисциплине, но куда там! Тут живая легенда, причем уже снова успевшая показать себя в бою, а он там с какой-то дисциплиной!
У всех детей, как у одного, оказался свежий номер детской газеты "Райаледьязэм", с которой явно поделились информацией Сюрес и Нюлтянг. В половину первой полосы красовался портрет Вики, размахивающей мечом в конюшне, стены которой, впрочем, успели заретушировать и заменить на деревья. Само собой, всем хотелось получить автограф.
Вика терпеть не могла, когда зажравшиеся "звезды" с презрением относятся к тем, кого приручили, бегают от собирателей автографов, поэтому решила написать посвящение для каждого лично и начала спрашивать имена, ну а раз так, то пришлось знакомиться по-настоящему, за руку. По глазам ребятишек было видно, что для них это настоящий праздник. Эти дети и так были обделены судьбой, росли без родителей, так что, надо подарить им хотя бы такую радость…
Класс оказался примерно таким же, как у самой Вики — тридцать человек, поровну мальчиков и девочек. Все они носили одинаковую брючную школьную форму — видимо, уже готовились в кавалеристы.
— Ошо, — протянула руку последняя девочка.
Вика пожала ее, как и все остальные. Но что-то во взгляде этой шестиклассницы приковало ее внимание, и она долго не могла отпустить маленькую ладошку.
На вид девочка выглядела совершенно обычной — среднего для своих лет роста, с еще неразвитой детской фигуркой, но с уже широкими плечами, с короткими по здешним правилам волосами. А в глазах у нее горел огонь мечты, неистребимая жажда знаний. И в голове у Вики как-то сразу возникло понимание — это мой человек!
— А, ты, видимо, чуешь самых лучших, Войтто! — воскликнул Туныктышо, перехватив ее взгляд. — Ошо у нас первая отличница и активистка. За все шесть лет не пропустила ни одного урока, приходила в класс даже насквозь больная. Очень любит заниматься единоборствами, не уступит ни одному мальчишке. А уж на коне скачет лучше всех, лошади ее просто обожают. У нее даже уже есть специализация — она хочет стать учителем.
И Викина рука сама собой вывела на газете: "От Войтто для Ошо, лучшей девочки приюта".
Ну а дальше началась обычная экскурсия. Поскольку Вика уже достаточно хорошо знала, что находится за всеми дверями, она сама взялась знакомить школьников с устройством лаборатории. И лишь когда они добирались до чьих-то "владений", то на вопросы отвечали уже остальные консоумольцы. Суровый Сарвет и то смягчился и рассказывал о своих физических опытах со всем возможным вдохновением. И, кстати, следует заметить, что теперь уже дети сами вспомнили о дисциплине, вели себя совершенно прилично, ничего не хватали, не переворачивали, а многие задавали вполне взрослые вопросы, видимо, по своей будущей специальности. На многие из них Вика даже не смогла бы ответить, при всех своих пятерочных знаниях. Ей оставалось лишь дивиться, насколько же все здесь захвачены наукой. И, надо ли говорить, что отличница Ошо расспрашивала молодых ученых больше всех.
В медотсеке Кизили угостила всех какими-то кисленькими витаминками. В кумирне дети не только кланялись богам, но разговаривали с ними, как с добрыми знакомыми. Ну а когда дело дошло до конюшни, то восторгу детворы не было предела. Ведь здесь находились не просто разумные лошади, а особо тренированные для путешествий в чужие миры. Сарвет поочередно сажал всех на спину Луча. Учитель стал было фотографировать каждого, но, заглянув ему через плечо, Вика заметила, что он совсем не умеет наводить на резкость, поэтому отобрала у него аппарат и принялась щелкать сама. У папы сохранились с незапамятных времен несколько пленочных аппаратов, и Вика с самых ранних лет умела с ними обращаться. Правда, проявлять пленку и печатать снимки ей не довелось — уж больно это хлопотный процесс, а мастерских везде полно.
Наконец, Вике все же пришлось отдать аппарат, чтобы сфотографироваться вместе со всем классом. На прощание она снова пожала руки всем детям. Ошо опять оказалась последней, и теперь в ее глазах явно читалась какая-то просьба, даже, скорее, мольба. И Вика все поняла без слов. Обернувшись к учителю, она произнесла:
— Пожалуйста,… В виде исключения… позвольте Ошо остаться на стажировке у нас. По-моему, она это заслужила.