Наконец, Вика отправилась осматривать все прилегавшие к лаборатории помещения — конюшню, медотсек и прочее. В кумирне, увидев деревянные скульптуры богов, она от души поклонилась им и даже расцеловала изображение Таару. Теперь она уже полностью ощущала себя жителем этого мира, и его светлые боги, составлявшие часть здешней природы, так же вошли в ее сердце.
По возвращении в лабораторию, вновь потекла бесконечная беседа. И хотя журналисты выспросили у Вики, казалось бы все, что только можно, и это давно прочел весь город, у старшего отряда все равно нашлась масса новых вопросов. Чувствовалось, что эти уже пожилые ученые очень сильно надеялись, что Вика заглянет к ним, но ни один из них не выразил недовольства тем, что это произошло с такой задержкой. Ведь они сами привыкли полностью отдавать себя общему делу и понимали, как для других важно вести себя точно так же. Когда Вика разговорилась с ними, выяснилось, что все они посвятили свою жизнь только работе над возвращением легендарной девы, не отвлекаясь ни на любовь, ни на создание семьи, и что так было принято во всех отрядах Войтто. Узнав об этом, Вика произнесла с восхищением:
— Это вы, а не я, настоящие герои! Это я должна восхищаться вами, а не вы мною!
И с особым трепетом пожала руку старой Тылзе, этой рослой, худой и жилистой, но совсем не сгорбленной деве — назвать ее старушкой язык не поворачивался. И ее волевое лицо совсем не портили несколько недавних морщин.
— Вам, наверное, очень досадно, что я попала к вам, когда ваш отряд уже стал старшим, и поэтому все мои приключения происходили не с вами? — спросила Вика. — Ведь, как говорится, счастье было так возможно? Оно ускользнуло у вас прямо из-под носа?
Старая Тылзе прижала ее к себе и сказала:
— Главное, что теперь мы знаем, что в твоих подвигах есть частица и наших стараний, а значит, наша жизнь прошла не зря.
— А вы могли бы провести ее по-другому? — спросила Вика.
— Думаю, нет, — ответила старая Тылзе. — Если бы нам не выпала честь служить в твоем отряде, то мы просто посвятили бы себя другим направлениям избранных нами наук. — Например, не разуму коней, а борьбе со старением.
Вот такой целеустремленный народ жил на этой удивительной планете — жил во имя науки, во имя книг, во имя торжества разума.
И Вика невольно задумалась над тем, каких бы высот достигли хонкийцы, если бы не многовековое иго ихмевалтов. Ведь из древних рун, исполненных Ладвапунгом в первый вечер, она узнала, что они всегда были такими, что это не какая-то временная тенденция. И вот у такого народа отняли возможность творить! А если бы он был свободным все эти столетия, и не эти двести десять тысяч, а многие миллионы людей? Тогда, пожалуй, они бы давно освоили свою галактику. Правда, сама она об этом не узнала бы — ведь вряд ли бы у них возникла потребность шарить в параллельных мирах. А может и возникла бы, из чисто научного интереса, кто знает?
После того, как полностью обсудили конский разум, могучий Дьюлеш стал показывать Вике старые приборы для открытия межпространственных порталов. Оказалось, в этой лаборатории их была целая коллекция, полностью сделанная руками именно этого отряда. Самый старый прибор был размером с деревянный лакированный телевизор, переключавшийся вертушкой, который был когда-то в Викином детстве. Были приборы и поменьше — величиною с транзисторный приемник. Но даже такой для коня было бы весьма затруднительно самому подбросить в конюшню. И неизвестно, как развернулись бы события, если бы Вика увидела в стойле чужого человека, пускай даже и такого добродушного на вид, как Сарвет или Дьюлеш.
Наконец, дошла очередь до Регеня, и Вика сама попросила его спеть свои собственные песни. Тот так и просиял, его старческие морщины мгновенно разгладились, Быстро поднявшись на ноги, он сдернул кантеле со стены, ударил по струнам и запел:
Где же ты, о, где ты,
Дева, что из света
Соткана зарею в утренних лучах
Тяжко виснут годы,
Будто бы колоды,
Без твоей улыбки мир совсем зачах
Где ж ты, поляница,
Легкая, как птица,
Быстрая, как ветер, рыщущий в степи,
Где же ты, тигрица,
Что боли не боится,
О, примчись скорее, дух мой укрепи!
Где ж ты, утешенье,
И мечты свершенье,
Сквозь тысячелетья блещущий маяк,
Скоро ли взовьется,
Вихрем пронесется
К нам от горизонта твой рассветный стяг?
Меч твой неустанный
Взор твой долгожданный,
Одухотворенный твой точеный лик
Мрак разгонят вечный
И от бесконечной
Боли нас избавят за единый миг!
Где же ты, шальная,
И для всех родная
Сказка ли, легенда глубины веков?
Поколенья просят –
Помоги нам сбросить
Душу задавивший тяжкий груз оков!
Так легко склониться,
Робко покориться,
Времени лихому, каторжной судьбе
Только не устану,
Ждать не перестану
И последний вздох мой обращен к тебе!
— Здорово! — воскликнула Вика с неподдельным восторгом, стоило только струнам замолчать. — А давно это написано?
— Ну… лет сорок назад, пожалуй, — откликнулся Регень, что-то подсчитывая в уме. Пожалуй, лет через семь после окончания учебы.
Вот как… Эта песня, пронизанная тоской и болью, запечатлела надежду на самое желанное и самое безнадежное в жизни хонкийцев.
— А что ж ты новую-то песню не написал? — усмехнулся Дьюлеш. — Знаешь же давно, что наша Войтто вернулась, сложил бы что-нибудь приветственное. Или исписался уже?
Поразительно — и в этом отряде тоже, по-видимому, физик и лирик постоянно цапались!
А Вика подумала о том, что, видимо, запоздавшая радость просто не может быть настолько сильной, чтобы радовать по-настоящему. Слишком много сил человек вкладывает в ожидание, и поэтому забывает его цель.
Тем временем, Регень запел еще что-то, теперь уже о красотах хонкийской природы, как вдруг раздался неожиданный и резкий звонок телефона. Тылзе подхватила трубку. Руноилья продолжал было петь, но вскоре, увидев, как внезапно изменилось лицо их командира, невольно замолчал.
Тылзе напряженно вслушивалась, лишь изредка вставляя односложные реплики, из которых ничего невозможно было понять. Наконец, она произнесла что-то вроде "есть!" и положила трубку на рычаг. Обернувшись к своим товарищам, старая воительница произнесла:
— В Кутсконской пещере обнаружено колдовство. Полностью заморожено все русло реки на протяжении наземного течения.
— Что это значит? — спросила Вика, хотя уже понимала, что дело очень серьезное.
— Видишь ли, — тут же принялся объяснять Дьюлеш. — Наш город снабжают водой десять источников. Девять из них полностью являются подземными реками. Но самый крупный источник, который по своему значению стоит всех остальных, вытекает через Тутсконскую пещеру на поверхность. Без него половина города останется без воды.
— Ихмевалты давно покушались на него — пытались отравить, облучить, и всё такое, — добавил Регень. — Однако, у нас стоят мощные фильтры, поэтому они, вроде бы, уже давно оставили эту затею.
— Но теперь им удалось заморозить воду, — закончила Тылзе.
— Да ведь сейчас еще совсем тепло, — заметила Вика. — Значит, у них морозильные установки?
— Нет, нет, Войтто! — воскликнул Регень. — Ты забыла, что мы имеем дело не с учеными, а с колдунами. Если бы там смонтировали какие-то установки, мы бы уже давно заметили. А это, скорее всего, горстка ихмевалтов, может даже один-два, спасшихся из крепости.
— Скорее всего, они давно готовили эту диверсию, а созрели только теперь, — добавила Тылзе, опоясываясь мечом.