Выбрать главу

Димку подхватили под руки, на мгновение он увидел глаза Йоллы — но они исчезли, сменившись огромными и страшными кольцами...

— Оборотень здесь! — не то прошептал, не крикнул "Голос". Димка улыбнулся — по сравнению с настоящим Властелином Города, "Голос" Хранителя был всего лишь говорящей игрушкой...

У стены стояла странная штука. Димка подумал, что она похожа на спортивные козлы — такого же размера, с четырьмя ногами, только ноги не были приделаны, они просто росли из туловища. Туловища, у которого не имелось головы.

Значит, подумал Димка, кольца, что я видел, это его глаза... То есть, не глаза. Взгляд. Глаз у него нету, но он видит.

Так странно! Эта штука у стены... Она просто коснётся... и всё. Всё.

Тёмное существо, казалось, слышало Димку. Оно дрогнуло и шагнуло — но не к Димке, а как-то наискосок... И опять — замерло. Потом отступило назад, дёрнулось в сторону.

Как телёнок... Только что родившийся телёнок! Но у этого нет головы, оно не думает.

Оборотень стал проваливаться. Он медленно проминал каменные плиты пола, словно те были из пластилина. Пока не ушёл в них совсем.

В башне снова вскрикнули. Краем глаза Димка увидел Хранителя — капюшон спал с его головы, открыв обезображенный проказой череп. Руки Хранителя сжимали Кристалл.

— Не нужно было именовать его. Даже мысленно.

...В спальне принца горели две свечи, окно закрыто, душный, уксусный воздух застывал в груди ядовитой, липкой слизью.

 — Пошла вон! — прошептал он сиделке. Ты задела в панике стул, принц тихо застонал.

 — Тебе больно, светлячок? — Отец взял его пальцы. Едва касаясь их — он не боялся чумы, но внезапно, закрыв глаза, вспомнил лето, когда принц учился ездить на пони. Дорога увела далеко за холмы, и замок скрылся из виду. Звон повис над травами. Отец спешился, а мальчик ещё оставался в седле.

 — Я упаду, а ты подхвати меня. Я будто полечу!..

Лорд кивнул, и так же, как теперь, легко коснулся ладони сына.

...Мальчик долго не открывал глаз. Лорд наклонился над его лицом.

 — Не больно. Только плохо. Одежда нехорошая, давит на меня везде... и жжёт.

 — Сейчас я принесу другую. — Он встал. — Только потерпи чуть-чуть...

Минуту, две, бесконечность... Отец смотрел на мальчика.

 — Я сошёл с ума... весь мир... сумасшедший... Сжечь всё... ничего, ничего не должно жить, радоваться...

Он сбежал в залу, где семья прежде собиралась за столом. Он увидел жену, она стояла у камина неподвижно. Трёхлетняя Ани жалась к её ноге.

 — Почему ты ничего не делаешь? Почему ты не делаешь для него ничего, а стоишь тут..?

 — Ани можно спасти! Ещё можно... — прошептала она. — Отошли её из замка.

 — Ты... — Нечем дышать. — Ты... уже отказалась от него!

...Мальчик видел в бреду крыс. Одна из них укусила мальчика. Рана была небольшой, но она болела. Теперь мальчик видел, будто его окружило целое море крыс. Боль охватила всё тело, и вдруг чёрный, живой ковёр колыхнулся, вспучившись, и какое-то чудовище, мерзкий уродец с крысиной мордой и коренастым туловищем дворфа, прошёл мимо кровати мальчика, ухмыльнувшись.

 — Не беспокойся, — проскрипел он. — Ты не умрёшь. Твой родитель заплатит за тебя хорошую цену!

Мальчик закричал. Негромко, но протяжно и жалобно, как будто предчувствуя столетия мук...

...Лорд протащил женщину за волосы до лестницы.

 — Ты будешь сама ухаживать за ним как следует. Не служанка, ты, сама. Не сомкнёшь глаз — и не желаю, чтобы ты пережила его!

Ани, беззвучно раскрывая рот, захлёбывалась, пока не прибежала служанка и унесла её прочь. У двери в спальню принца лорд едва не споткнулся о какого-то карлика. Безумными глазами уставился на гостя.

 — Я могу спасти принца, — негромко, но так, что слова его были отчётливо слышны, проговорил дворф. Лорд помотал головой, прогоняя наваждение.

 — Я могу спасти принца. Но для этого осталось совсем немного времени.

 — Делай! — прохрипел лорд. — Делай — ты получишь всё!

Карлик кивнул.

 — Велите подать карету. И самых лучших лошадей. И запасных лошадей тоже. Я должен успеть довезти принца в Ардол, город, где находится наше святилище.

...Его мутило. Боли теперь почти не было, но всю дорогу — когда он приходил в сознание — приступы тошноты обращали мир в грязно-серый, крутящийся кисель...