— Не своё... — Карлик усмехнулся. — Он был единственным, кто умел перемещать чужие сознания. Вы знаете, скольким людям пришлось умереть? — одни стали жертвами бесчисленных неудачных опытов, другие послужили материалом. Тионат многим смертным правителям оказывал неоценимые услуги — и брал плату не холодным золотом и не бездушными самоцветами...
Конечно, я слышал о Тионате. Мастер, проникший в глубины магии — редкая книга о Древних и Магии не упоминала об опытах Тионата. Читая эти хроники, можно было подумать, что их авторы знали об одиозном мастере больше, много больше, чем решались доверить бумаге. Как будто судьба Тионата — одного из величайших магов, преступившего все и всяческие запреты, и, в конце концов, принявшего страшную смерть — леденила мысли, не позволяя им принять форму слов.
Если в книге, о которой говорил карлик, кроме осторожных упоминаний и намёков, действительно есть описание опытов, её ценность, равно как и опасность её, трудно даже оценить.
Очень мало можно найти книг, которые лучше уничтожить ещё до того, как прочтёшь. Книга Тионата, возможно, из их числа.
Я сказал это вслух. Карлик чуть заметно усмехнулся.
— Что ж, попробуй.
— Постой! Мне теперь кажется — ты подстроил это. Что Димка нашёл библиотеку.
— Подстроил? Нет... Мы, обитатели нижних миров, просто умеем ждать. Если надо — очень-очень долго.
— И если я откажусь...
— Мы просто подождём. Пройдёт ещё лет пятьсот. Пятьсот лет ваших. Снова страдания. Потери. Смерти. Сколько развоплощений выдержит твоё Сознание ещё, а, Эал?.. Для нас же мир замер, время остановилось... Я вижу, ты колеблешься? Хочешь, я предложу тебе в придачу ещё один, совсем уж ничтожный подарок? Мы не преувеличиваем его значения, это всего лишь жест... знак нашего желания идти до конца.
— О чём ты говоришь?
— Курулдин. Тот, кто вложил тебе в руки Иглу. Много-много лет назад. Он совершил ошибку, ибо соблазнился лёгким путём. Близость цели ослепила его. Мы тоже виновны, мы не решились помешать ему, Курулдин был силён, а его доводы убаюкали наш разум...
* * *
...Я чувствую следы. Это может случиться где угодно, но в вечерней тишине холмов, на лесных тропинках, в сумраке глубоких оврагов чувства обостряются, Их призрачное присутствие звенит тысячами струн. Они здесь. Всё помнит их. И ни один вещественный признак не подтвердит вам их существования. Их нет. И не было никогда.
Так бывает — идёшь по пустынной дороге, и в сумерках, за поворотом — ты знаешь — ещё теплится пепелище костра, ещё, может быть, дрожит ветка, задетая плечом...
Так бывает в пустой комнате, в которой словно ещё звучит чей-то звонкий всплеск радости, и удаляются лёгкие шаги.
Так случается даже в толчее улицы, когда вертишь головой, ища в незнакомых лицах промельк до боли знакомых (но в реальности никогда не встречавшихся) черт.
Этот другой мир, как будто чуть сдвинутый во времени... эти существа, которых ты любишь, никогда не видев... Ты готов идти на край света — только бы догнать, пересечь границу неосязаемости, обрести Единый, Истинный, большой Мир, мир, в котором одна дорога ведёт в тысячи разных мест — и тебе нужно лишь увидеть нужную, свою дорогу, и сказать ей: ты — моя; а она откликнется: ты — мой!
Время рассвета и время заката. Время, когда границы — зыбки, а пространства бесконечны. Удивительное время, когда невидимое видно, и бесплотные следы так же реальны, как сны в первые секунды пробуждения. Или погружения в сон.
Я набираю скорость. Я вижу, как мальчишка, раскинув руки, бежит по узкому перешейку двух высоких холмов. Ускользают травяные дали, вверху — жаворонки и небо.
Захлебнувшись воздухом, разрывается что-то, что держало небо и землю вместе, и они — небо и земля — падают. Вверх и вниз. Распахивая горизонт.
Я лечу так быстро, что мне жутковато — мир кончится, а я не смогу остановиться!..
Я опускаю взгляд и опять вижу мальчишку, который стоит внизу и машет мне.
Как забавно! Он всё-таки быстрей!
Закружившись, я падаю у его ног.
Я растрепал ему волосы. Замечательно!
— Замечательно! — смеётся он. Мы бежим и просыпаемся.
Димка — на самом деле встрёпанный, горячий, принёс с собою запах нагретых солнцем холмов — чабреца, земляники, медовый аромат белых соцветий "кашки".
Больше всего мне хочется узнать, пробуждались ли там мои силы — или Димка подыгрывает мне? Я могу спросить Димку, и он ответит мне честно, но я знаю, что не спрошу.
Не потому, что знаю ответ. Я лишь надеюсь, что и Димка не знает.