Я подумал... я подумал сразу о многих вещах. И спросил:
— Ты знаешь, куда течёт эта река?
— Здесь никто не знает, — засмеялся Димка. — Как примета. Будто, кто много знает, скоро проснётся.
— Почему? Странная примета... Ребята же всегда любопытные. Во всех история они суют свой нос, куда только смогут им дотянуться.
— А здесь не так. Не знаю, почему. Может, оттого, что чем меньше мы знаем, тем легче нам удивляться и радоваться. А может, любознательность заставляет работать наши мозги, как наяву. Я слышал где-то, что всякие там законы физики разрушают сны. И наяву мы хотим всего, а можем мало. А во сне — нам можно всё, но только потому, что мы не всего хотим. Если мы станем желать больше, чем нужно, сон порвётся...
— Ты будто читаешь по книжке! — хмыкнул я.
— Я думаю, я это читал. Где-то... Ну, пошли?
— Плыть дальше?
— Ага...
Димка приторочил к брёвнам пару вёсел, а шестом оттолкнулся от песчаного дна. Я хотел спросить у Димки про вёсла — ведь на острове не было лодок! Но потом передумал...
...Подходило время обеда, и я понял, что жутко хочу есть
— Дим, а ты знаешь, когда проснёшься?
— Не всегда. — Он посмотрел на меня озабоченно. — Ты думаешь, что я могу исчезнуть, а ты останешься на плоту один?
Я думал не про это, но теперь такой вариант заставил меня поёжиться.
— Мне кажется, так не случится, — проговорил Димка. — Как будто, пока мы вместе, есть какая-то цепь... она меня удержит.
— Но ты же не можешь спать очень долго... А если кто-то начнёт будить тебя!?
— Ну... давай пристанем к берегу и пойдём пешком.
Это будет неправильно, подумал я.
— Потом. Сейчас течение не очень сильное, и я могу выгрести к берегу и один... Если ты исчезнешь...
Димка задумчиво смотрел на свои ладони, как будто хотел определить, насколько они настоящие.
— А... ты здесь ничего не ешь?
— Я? Ой, ты же голодный, наверно?!
— До вечера небось не помру.
— Иногда мы едим что-нибудь... Но я не помню, чтобы мне очень сильно хотелось есть.
Я расспрашивал Димку о том месте, где он живёт по-настоящему. Потому что, объяснил я, вдруг мы сможем встретиться наяву.
— Кажется, село называется Верхнее... где я живу. — Димка озабоченно нахмурился. — Или нет... Я иногда думаю, будто я живу в городе, но чаще, что в селе. Когда оказываешься здесь, ту жизнь вспоминать так же трудно, как сны. Если бы мы могли проносить с собою вещи, мы бы записали всё на листке бумажки.
— Но мы должны придумать что-нибудь! — Я стукнул кулаком по веслу. — Глупо же!
— Да. Я думаю — как интересно было бы так жить, правда? Будто и не спишь вовсе. Днём ходишь в школу, делаешь, что от тебя хотят, а ночью — мы здесь, совсем и не уставшие, и можем играть где и во что хотим. И с кем хотим...
— Дим... а интересно — как мы познакомились?
— Я не помню.
— И я.
— Хотя мне кажется, что это случилось очень-очень давно.
— Почему?
— Ну... у меня такое чувство, будто я могу говорить с тобой, о чём угодно. Ты не обидишься и не будешь смеяться. И вообще...
Я молчал. Я знал, что Димка прав, но когда я хотел сказать ему то же самое, у меня слова застывали в горле тугими комками. Неужели, я такой мямля?! Может, всё дело в том, что я не сплю? Во сне легче сделаешь такое, о чём наяву даже думать боязно.
Несколько секунд я смотрел на воду. Казалось, в ней мелькают тысячи снов...
— Я вспомнил один... одну нашу игру.
— Да? — Димка подсел ближе, ухватив меня за локоть.
— Словно мы играли в снежки... но это была не обыкновенная игра! Это... было в малиннике, а мы летали... дурачились вовсю!.. Ты не помнишь? Снег лепился так плохо, и снежки часто рассыпались в воздухе, и мы... мы будто помогали им лететь такими маленькими заклиналками...
— А я вспомнил библиотеку! — зашептал почему-то Димка. — Она была в подвале замка. Большая! Мы спускались туда со свечками и одеялами, потому что там было прохладно даже в самую жару. Усаживались в одно кресло, укрывали колени одеялом, и листали книги...
— Это я помню! — вскрикнул я. — Даже запах!
— Ага. — Я чувствовал, как Димка дрожит... или это я сам? — Там ещё было так тихо!
Потом мы долго молчали. Но мы и так наговорились обо всём — всласть! И я знал, что будем болтать ещё, и ещё. В тот момент мне казалось — ничего нет замечательней, чем плыть просто так, никуда, и говорить что угодно. Ну, правда же — любая чепуха делалась тогда интересной...
Димка наклонился, перегнувшись через мои колени — он хотел поймать ветку с белыми цветами — и как будто ветерок внезапный налетел, спутал нам волосы, качнулся плот, и мы испуганно вцепились друг в друга, и вдруг откуда-то запахло льдистой свежестью, словно в дом с мороза мама внесла кипу выстиранного белья...