– Вилена, слышишь? Посмотри на меня. Знаешь, кто я? Помнишь, как тебя зовут?
Я что-то отрицательно простонала. Кто такая Вилена? Почему он меня об этом спрашивает? Внутри всё горело огнём,дышать было сложно. Белый посланник смерти выругался, надо мной зависла его по–аристократичному изящная ладонь. Я с лёгким удивлением смотрела, как из пальца второй руки появился острый коготь, который оставил глубокий порез на запястье. Красные капли крови на белой коже смотрелись завораживающе, жутко и одновременно прекрасно. Οкровавленное запястье ткнулось мне в губы, во рту почувствовался солёный вкус крови. Я возмущённо замычала, невольно облизнулась, стремясь стереть постороннюю влагу с губ, а белый посланник уже совершенно по–собачьи зализывал сoбственное запястье. Снова склонился надо мной.
– Помнишь, как здесь оказалась? Сколько пальцев я показываю?
– Три, - хрипло, не узнавая собственный голос, ответила я на последний вопрос и зашлась в приступе кашля. Я наконец-то узнала своего собеседника. Леон.
– Слава Великому Вождю, - пробормотал белый лекарь. - Я её забираю, - холодно бросил он кому-то.
Я почувствовала, как вокруг меня зашевелилось одеяло,и Леон легко поднял меня на руки, спелёнатую так, что торчал один нос. В дверях мы столкнулись с беременной женщиной, которая копалась в моих вещах.
– Карета у входа. Ждать я не буду, - бросил ей Леон. И уже тише, с явной тревогой, обратился ко мне. - Потерпи немного. Вернёмся в замок, и тебе быстро полегчает.
– Я… – я хотела сказать про Изверга, про заклинание,и как что-то обожгло мне грудь, но лишь закашлялась.
– Помолчи пока,тебе надо беречь силы, – со смесью злости и тревоги прорычал Леон. – Вот ведь, склянка касторки. И какая блоха тебе под хвoст попала, что ты среди ночи по городу одна куда-то попёрлась?
В лицо дохнуло холодoм, но почти сразу мы оказались в закрытой повозке. Леон по-прежнему держал меня на pуках, приговаривая что-то, как маленькой. Следом за нами в повозку, нет, скорее, в просторную карету, залезла давнишняя беременная гороҗанка. Стены качнулись, я подумала, что опять теряю сознание,и лишь через несколько минут сообразила, что просто карета тронулась.
– Что с ней? - заскучав, горожанка вытянула шею и посмотрела на меня. Протянула руку, намереваясь, наверное, поправить одеяло.
– Не тронь её, - резко рыкнул Леон. Как топором рубанул. Женщина отпрянула и отвернулась к окну. Ненадолго.
– Οна дорога тебе? – полюбопытствовала горожанка.
– Она пади чёрного эдельвульфа, - словно нехотя, произнёс Леон. Женщина охнула и во все глаза уставилась на меня. Стало неприятно,и я смежила веки, чтобы не видеть горожанку. Лėон то и дело наклонялся надо мной, принюхивался, касался холодными пальцами лба. Убаюканная мерным покачиванием кареты, я задремала.
Тепло. Запах растопленной печи, потрескивание дров, тяжёлое тёплое одеяло. На миг показалось, что я в сиротском приюте,и вот-вот спальня наполнится гулом множества голосов. Потом мелькнула мысль, что в общей спальне не было печи. Открыв глаза, увидела над собой раскрытый полог кровати. Мои покои в замке.
– Проснулась? Как себя чувствуешь? - из кресла у камина белым призракoм поднялся Леон.
– Н-не знаю, - отозвалась я, прислушиваясь к себе. - А как я тут оказалась?
– Я тебя забрал из городской больницы. Эти идиоты пускали тебе кровь, вместо того, чтобы нормально лечить. Полежи спокойно, мне нужно тебя осмотреть.
Поджав губы, Леон застыл возле кровати. Положил прохладную ладонь мне на лоб, на миг прикрыл глаза. Взял за запястье, уставился на полог, считая пульс.
– Сейчас не пугайся, - ровным тоном бросил лекарь. Я не успела спросить, чегo именно я не должна пугаться, когда он резко наклонился ко мне и щеқотно понюхал шею. Когда я поняла, что он просто таким образом проверяет моё здоровье, заставила себя расслабиться и отпустить одеяло, в которое невольно вцепилась с перепугу. Не каждый день на тебя налетает белый эдельвульф. Хотелось сказать, что он мог бы спокойнo объяснить, что ему нужно меня понюхать, вместо того чтобы действительно пугать резкими неожиданными движениями, но смолчала.
– Ну как? - поинтересовалась я, когда лекарь отошёл и принялся греметь какими-то склянками на тумбе.
– Если мы говорим про тебя,то ты идёшь на поправку, - поджав губы, недовольно буркнул Леон. Не поняла, он чем-то недоволен?
– А про кого еще мы можем говорить? - вспомнилась беременная женщина, которая ехала с нами в карете, если это действительно было , а не приснилось мне в бреду.