Ну, думал, разведу кроликов полный дровяник. И сами будем сыты, и пару-другую смогу продать, когда придется совсем туго. Я ведь не знал, какие они прожорливые и что кормить их нужно умеючи. Морковку носи, нежной травкой потчуй… И все же оба кролика, сперва самка, а за ней самка, запаршивели и издохли. Пришлось съесть…
Летом, в свободное время, я ходил ловить рыбу. Рыба же, как на грех, не ловилась. Но однажды мне посчастливилось выудить здоровенную щуку, весом в два кило, не меньше. Несу домой, как бесценное сокровище. Несу даже не завернув, думал — вдруг кто позарится и купит, тогда пущу деньги на «бабку». Предвкушаю удовольствие, но, чтобы не улыбаться, придаю своему лицу серьезное выражение. Возле самых ворот встречаю рыжего Рудольфа. Посмотрел он на меня, осклабился. А моя важная мина так и опутала меня по рукам и ногам.
Говорит:
— Покупаю твою фиш.
— Покупай.
Не сообразил я, чем это может кончиться. Забрал он «фиш», а деньги после… Рыбину мою отправил жене и детям в Неметчину, а мне до сих пор платит…
Белье на мне износилось, ходил в лохмотьях. Тратил уйму времени, чтобы зашивать свои дыры, не меньше тратили его и мать с Юзей, обшивая меня. Мыла не было, белье стирали без мыла. Умывались давно уже без него. Я даже подстригался раз в полгода, чтобы не тратиться. В баню ходил, только когда становилось невмоготу, тело чесалось и заводились вши.
Вот такая была жизнь…
XIII
КОНЧИНА МАТЕРИ
Урожай 1917 года выдался на Виленщине плохой. В некоторых местах даже был недород. И в начале осени, когда продуктов на рынке обычно появляется больше и цены на них падают, в этом году, наоборот, голод дошел до того, что беднота ела собак, кошек и даже крыс.
Попробовал и я крысятинки. Сперва сходил к большому спецу по этой части — дворнику на Погулянке, который раньше работал мастером у моего дяди. Юзя говорила, что как-то встретила его и он бахвалился, будто только и живет крысами.
Прихожу, а самого спеца уже и в помине нет, помер с неделю назад… Свежевал крысу его сын, тоже сапожник, теперь ассенизатор (бочки возил по ночам в городской обозе). Когда-то мы с ним были немного знакомы.
Он, конечно, сконфузился, потом заговорил об отце, которого похоронил: слава богу, больше не будет мучиться. И с напускной беспечностью стал учить меня своему искусству.
— Пустяки! Хорошо вымочив и просолив, можно есть даже без хлеба… Отличное мясо!
Поговорили о политике, о революции в России. Заканчивая операцию, он добавил уверенно:
— Потерпим еще немного. Они придут сюда, вот увидишь, придут… Будем есть и свинину, и телятину, и курятину…
Научился у него всем премудростям, пришел домой, расставил силки. Дней пять никакого результата. Наконец, поймал старую, облезлую дуру. Попалась в капкан в пустом дровянике — на поджаренную в льняном масле «бабку».
Когда все мои разошлись, я ободрал своего зверя и сварил. Не успел поднести к губам, как меня замутило. И хочется есть, и комом в горле стоит, и выворачивает наизнанку при одной лишь мысли, что это — мерзость… Еще и не попробовал, а уже кажется, будто сидит у тебя в брюхе живая крыса и распирает… перепугался не на шутку, думал, теперь от меня будет нести крысой на целый километр…
Врожденное чувство брезгливости преодолел рассуждениями: в конце концов, не все ли равно, какое мясо? Эти рассуждения подкреплялись неодолимым желанием есть. Такая была охота есть, что жрал бы и жрал, кажется, все, что ни попадет в рот.
И постепенно приучил себя к новому блюду. И Юзя ела. Лишь мать и Яня не могли заставить себя притронуться к нему, хотя, честное слово, я ни разу не сказал им, чем угощаю. Даже бульона не попробовали. Напрасно я клялся, что достаю у одного знакомого крольчатину, которая остается у него, не очень свежая, после продажи. Видели, что обманываю нескладно.
И мы с Юзей старались есть, когда матери и Яни не было дома. Наевшись, ложились отдохнуть, словно общая тайна сближала нас. Наши нежности прерывались тихими беседами и мирными разговорами на злобу дня.
Юзя все реже вспоминала своего несчастного Наполеона, примирилась мало-помалу и утешала себя тем, что дети теперь у всех умирают с голоду. Со временем она немного пришла в себя, даже повеселела. Мне казалось, что и грудь у нее пополнела.