— Ну, улыбнись же, улыбнись, дядя Бонифаций!
X
«ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТУ!»
Горячими рукоплесканиями встретила рабочая масса — и на депутатских местах и на хорах — избрание президиума. Ну, теперь всё… Президиум занял свои места. Председатель Антонович ведет заседание.
Начинаются приветствия…
Их много: от Виленского комитета компартии, от Коммунистической парти Польши, от ЦК РКП (б), от немецких солдатенратов, от ЦК Бунда, от крестьян, и еще, и еще, и еще…
Все приветствия праздничные, торжественные. Но не все идеологически равноценные…
Долго и шумно аплодируют все в зале представителям немецких солдатенратов, одному и другому, спартаковцу и независимому. И первый и второй торжественно заявляют от имени немецких солдатских масс, что Германия будет достойной последовательницей революционной России…
Ну как тут не радоваться, не рукоплескать до жара в ладонях, если перед глазами дивное диво: кажется, те самые немцы, которые целых три с половиной года душили нас, в той самой военной форме, которая приучила нас к инстинктивной тревоге и долгих три с половиной года на каждом шагу держала нас в страхе, — пришли сюда как свои, близкие и говорят такие необычные вещи!..
Выступает посланец бундовского ЦК и в своем горячем приветствии торжественно заявляет: Бунд решительно поддерживает Советскую власть! И все в зале дружно рукоплещут…
— Но, — говорит посланец и запрокидывает назад лысую голову, запрокидывает упрямо, но, кажется, не очень смело, — нужно созвать учредительное собрание!.. — И на скамьях бундовцев и на соседних с ними рукоплещут, зато на других скамьях уже не рукоплещут… Напротив, то здесь, то там смеются, разговаривают сосед с соседом, кто-то насмешливо машет рукой в сторону бундовцев, кто-то в такт кивает головой…
Выступает волосатый эсер, молодой человек в серой русской шинельке нараспашку, с вороной гривой аж до лопаток — кажется, по фамилии Грибозвон, — и, подкрепляя каждое слово театральными жестами, кричит на белорусском языке, что они, эсеры, приветствуя вот тут Совет, они тем самым, значит, от вооруженной борьбы с советской властью, здесь, совершенно официально, таким образом, вот этим самым, значит, отказываются, но все же, но все же…
И пошел сыпать, как из мешка, этими «но все же» и «значит». На эсеровских скамьях рукоплещут, аж глаза на лоб. Заявляют о своей силе таким способом. Да и на соседних скамьях кое-кто помогает им. А на скамьях коммунистов молчат, упорно, подозрительно.
Но пока что все идет гладко.
Окончились приветствия Совету, и коммунисты огласили список приветственных телеграмм, которые в свою очередь должен направить Совет. На первом месте в этом списке телеграммы ЦИК и СНК РСФСР, как руководящим органам русской революции, и Красной Армии — выразительнице боевой мощи пролетариата.
И тогда от фракции эсеров выступил эсер с явно литовским акцентом, чуть-чуть подстриженный и чуть-чуть посолиднее своего волосатого коллеги-белоруса. Он меньше напирал на «значит» и «но все же», однако сказал такое, что для меня было уж вовсе неожиданно: эсеры категорически протестуют против отправки приветственных телеграмм ЦИК и СНК РСФСР и Красной Армии… И вдруг как завопит: «Красная Армия — русская оккупационная армия!..»
На скамьях комфракции и среди рабочих на хорах буря возмущения. Эсер же нисколечко не смутился. В зале крики, шум, а он все не унимается, все что-то лопочет упрямо, объясняет причины, подсчитывая свои эсеровские обиды на РСФСР, и пытается что-то доказать относительно независимости Литвы.
За ним выступили бундовец и паалей-ционист, затем социал-демократ-интернационалист. Они тоже были либо против посылки телеграмм в Советскую Россию, либо соглашались послать, но со своими поправками.