В это время подошёл Петро и пригласил за собой.
-Вызывают в город, в комендатуру, - сообщил он.
Нас усадили на подводу, и мы неторопливо покатили по пыльной дороге.
Ближе к городу дорога приблизилась к реке, и мы увидели большой железнодорожный мост, переброшенный через реку. Мост хорошо охранялся, были устроены огневые точки, укреплённые мешками с песком. Огневые точки были оснащены зенитными установками, пулемётами, даже скорострельными орудиями.
По мосту ходили дозоры.
«Нелегко будет» - пришла мысль. Я задумался. Хорошо, конечно, уничтожить переправу, вот только откуда мне пришла мысль, что я это могу? Я простой пацан…
Я ещё раз внимательно осмотрел мост, быки, охрану и пожал своими узкими плечами: здесь нужна тонна взрывчатки и несколько диверсантов.
Между тем мы заехали на территорию железнодорожной станции. Все пути были забиты, возле складских помещений лежали штабелями какие-то грузы, по-моему, даже снаряды. Внимательно присмотревшись к маркировкам, я понял, что так и есть, даже ящики с толом. Откуда я знаю? Значит, знаю.
Охраняли всё это богатство двое измученных солдата, правда, с мордами ротвейлеров. Такими же квадратными. Видно было, по их быстрым взглядам по сторонам, что они ждут смену, наверно, им жутко хочется курить, а здесь нельзя, взорвёшься нафиг.
Взорвать бы всё это. Я сонными глазами осмотрел завалы взрывчатых веществ, с хрустом потянулся и лёг навзничь, на сено, постеленное на дно телеги. Мишка примостился рядом.
-Ты видел? – шепнул он мне в ухо, но я прижал ему губы пальцем.
Проехав бесконечные склады и составы, мы выехали на мощёную брусчаткой городскую улицу, по которой иногда ездили мотоциклы или грузовики.
Никакой суеты, всё по-деловому. Как называется? Орднунг?
Подвезли нас к добротному строению, украшенному знаменем со свастикой.
Комендатура. Охраняли комендатуру двое солдат с автоматами. В серой форме.
Петро сходил внутрь, недолго пробыл там и, выйдя, поманил нас за собой.
Нас завели в кабинет, в котором стояли столы буквой Т, со стульями, над столом висел портрет Гитлера. Из-за стола вышел стройный офицер в фуражке с высокой тульей, на месте кокарды красовалась мёртвая голова.
Удалив полицаев, немец с минуту весело разглядывал нас.
-Говоришь, ты Вильгельм Отто фон Граббе? – с усмешкой спросил он меня, с лёгким акцентом.
-Я попал под бомбёжку, меня контузило, и я плохо помню, что было до того. Забыл своё имя, язык. Когда Мигель заговорил со мной по-русски, я даже не понял, на каком языке он говорит.
-Мигель, говоришь? – немец задал вопрос, наверно, по-испански.
Мишка бойко ответил. Так они поговорили немного. Чёрт! А если он сейчас спросит меня, то, о чём расспрашивал Мишку? Я взмок.
-Что дальше было? – не меняя выражения лица, спросил меня немец.
-Потом попали в плен красным. Меня били. Показать?
-Не надо, мне сказали, куда тебя били.
-По уху тоже. Кровь бежала из уха, я даже оглох. Временно.
-Потом, что, отпустили?
-Меня заперли, а Мигеля приняли за еврея, он меня ночью освободил, и мы сбежали, - говорил я, моля всевышнего, чтобы моя легенда совпала с Мишкиной.
Немец что-то спросил у Мишки, тот подтвердил.
-Так вы герои! – сказал немец.
-Какие мы герои, - скривился я, - если бы что-то знали, всё выдали бы. Проклятая контузия! Отбила напрочь всю память!
-Ну, ну, Вилли, держись! Хорошая у вас компания, кому ни попади, один выкрутится.
-Если бы не потеря памяти. Помнил бы немецкий, никаких вопросов бы не было.
-Ну, мальчик мой, вопросов, может быть, было бы ещё больше! Только по-немецки.
Мигель говорит, что твоих родителей арестовали коммунисты.
-Да. Только я ничего не помню. Мигель, как я говорил, выкопал меня, заживо похороненного.
-Да, я помню, - поморщился немец. – Что планируете делать дальше? Отправить вас в тыл? В Германию?
-Что мы там будем делать? – удивился я.
-Пойдёте в школу, будете учиться. Вернётся память.
-Идёт война, - сказал я, - а вы нас – в тыл! Нас надо в тыл врага…- Немец не выдержал и расхохотался.
-Да, мальчик, без тебя нам войну не выиграть! Бедные русские!
Я обиженно засопел.
-Ну, ну, не отчаивайтесь, может быть, и вам удастся повоевать, хотя война долго не продлится. К сентябрю мы возьмём Москву. Но Москва Москвой, это ещё не конец войны. Наполеон тоже брал Москву.
-Наполеон? Москву? – удивился я, - Когда это было?
-Да, Вилли, серьёзно тебя. Лечиться тебе надо, а не шпионить по тылам противника.
Был такой случай с моим знакомым при штурме линии Мажино. Контузило его, как тебя, так попал в плен к французам, а потом говорил только по-французски!
-Память вернулась к нему? – быстро спросил я.
-Вернулась, но он уже был не солдат, - нехотя ответил немец.
Помолчав, он сказал:
-Сейчас вас отведут в гостиницу, поселят в номере. Оттуда пока не выходите. Вернётся комендант, фон Граббе, поговорит с вами. Вдруг родственники! – рассмеялся немец. – Я вот не представился: Вольф, Генрих. Если что, ссылайтесь на меня, - он позвонил в колокольчик и что- то приказал появившемуся солдату.
Нас, как настоящих баронов, отвезли в гостиницу, увешанную штандартами нацисткой Германии, поселили в двухместном номере на третьем этаже.
Удобства были в конце коридора. Другие удобства, в виде ванны, находились в другом конце коридора. Горничная нам объяснила, что горячей воды пока нет, возможно, будет вечером. Мы покивали, и нас оставили одних.
Я подумал, что хорошо, что санузел не расположен в номере, иначе заперли бы дверь.
Мишка сразу бросился на мягкую кровать, я же стал обыскивать номер, приложив палец к губам: возможна прослушка.
В шкафах я обнаружил два тёмных халата. Не понимая, зачем они мне нужны, тем не менее, обрадовался. Полотенца были белые, чистые. Осмотрел кровати.
Покрывала, одеяла, похожие на солдатские, только зелёные и с полосками чёрного цвета. Подматрасники... Вот подматрасники мне понравились: чёрные. К сожалению, крепкие, не порвать.
Мишка с удивлением следил за мной, правда, молча.
Занавески на окнах были хороши, в разноцветных листьях. Из них получился бы неплохой осенний маскхалат.
Я сел на свою кровать и задумался. Из чего сделать бандану? Мои волосы будут светиться в темноте, как фонарик. Посмотрел на тёмную шевелюру Мишки и даже позавидовал: мечта диверсанта. Ещё харю вымазать грязью, никто не заметит с двух метров. Мишку, что ли послать... Куда послать? Ты куда собрался? – спрашивал я сам себя, но ответа не получил. Сам же снова открыл шкаф и надел халат.
Халат укрыл меня до пят. И был с капюшоном! Бурой расцветки, как монашеская ряса, он отлично подходил для моих целей. Дело в том, что, немного подумав, я понял, что мы с Мишкой на грани провала. Неведомый доброхот слил немцам информацию о нас и зашитых донесениях в штанах, значит, он знал, что мы что- то знаем. Мы же сказали Вольфу, что сбежали. Что будет дальше? Трудно сказать.
Можно сказать, что ошиблись, и мы это не мы. А если этот кто-то знает нас в лицо?
Тогда нам не отвертеться. Отдать ложное донесение? после долгих пыток?
Я поёжился. Только-только начали подживать раны, память о боли ещё жива, расколюсь в момент... Значит, что? Надо отвлечь их внимание, взорвать, к чёрту склад боеприпасов. Но сделать так, чтобы нас не заподозрили!
Из чего бы сделать маску? Вырезать? Чем? Сейчас бы колготки... или чулки подошли бы. Ага, в сеточку. Мой взгляд опять остановился на Мишке. Тот тоже смотрел на меня, ничего не понимая, но догадываясь, что я что-то задумал.
Я снова показал ему знак: молчи, подошёл к окну. Отсюда была видна станция, краешек складов. Посмотрев вниз, заметил, что слезть по стене можно, сильно не рискуя: архитектурные излишества в виде выступов из кирпичей сослужат неплохую службу. А как со стороны туалета? Или ванной? Хорошо, третий этаж: при срочной эвакуации можно связать простыни и соскользнуть вниз.