- Она не рассказывала вам, откуда была родом?
- По моему, не из Лондона. Откуда-то, мне думается, с севера.
- Вы не замечали за ней чего-нибудь...
Лежен сомневался, правильно ли он сделал, заговорив об этом. Если у нее заработает воображение... Но миссис Коллинз не воспользовалась удобным случаем.
- Да нет, не замечала. И уж никогда от нее не слышала ничего такого. Только вот удивительный у нее был чемодан. Дорогой, но не новый. И буквы на нем были ее - Дж. Д., Джесси Дэвис, только они были написаны поверх других. Сперва-то они были Дж. Г., по-моему, не то А. Но мне тогда и в голову ничего не пришло. Хороший подержанный чемодан можно купить совсем дешево, и буквы тогда приходится менять. У нее вещей было - один чемодан.
Лежен это знал. У покойной было очень мало вещей. Не нашлось среди них ни писем, ни фотографий. У нее, повидимому, не было ни страхового полиса, ни счета в банке, ни чековой книжки. Носильные вещи хорошего качества, скромного покроя, почти новые.
- Она казалась всем довольной? - спросил он.
- Да вроде так.
Инспектор услышал нотку сомнения в голосе миссис Коппинз.
- Вроде?
- Да я об этом как-то не задумывалась. Зарабатывала она неплохо, работа чистая, живи да радуйся. Она была не из болтливых. Но когда заболела...
- А что случилось, когда заболела?
- Сперва она расстроилась. Когда от гриппа слегла. Всю мою работу спутает, говорит. Но грипп - это грипп, на него рукой не махнешь. Пришлось ей лечь в постель, выпила она горячего чаю, аспирин приняла. Я говорю, доктора надо позвать, а она говорит - незачем. При гриппе надо отлежаться в тепле - и все. Поболела она, конечно, ведь грипп, а когда температура у нее спала, то она стала расстроенная какая-то, это тоже часто при гриппе бывает. Сидит, помню, у огня и говорит мне: "Плохо, когда столько времени свободного. Мысли одолевают. Не люблю я особенно о жизни задумываться. Расстраиваюсь".
Лежен был весь внимание, и миссис Коллинз разболталась пуще прежнего.
- Ну, дала я ей, значит, журналов. Но только ей не читалось. И раз она говорит, как сейчас помню: "Лучше о многом не знать, если все не так, как надо, правда?" А я ей: да, милочка, А она: "Не знаю. Уверенности у меня никогда не было". А я говорю: ну ничего, ничего. А она: "Я ничего бесчестного не делала. Мне себя упрекнуть не в чем". Я отвечаю, конечно, мол, милочка, а сама подумала, может, у нее на работе какие-нибудь делишки обделывают, и она знает, но раз это ее не касается, не вмешивается.
- Возможно, - согласился Лежен.
- Одним словом, поправилась она, почти совсем поправилась, вышла снова на работу. Я ей говорила: рано. Посидите дома еще денек-другой, говорю. И зря она меня не послушалась. Приходит домой на второй день, гляжу, а она вся в жару пылает. Еле по лестнице поднялась. Надо, говорю, доктора позвать, да только она не захотела. И ей становилось все хуже и хуже, глаза не видят, лицо горит, дышит с трудом. А вечером на следующий день еле-еле шепчет: "Священника. Позовите священника. Побыстрее - будет поздно". Ей нужно было не нашего пастора, а католического священника. Я-то не догадывалась, что она - католичка, ни распятия у нее, ничего такого. Я вижу, на улице мальчишка Майк; бегает, послала его за отцом Горманом. И уж решила: ничего ей говорить не стану, а сама позвоню в больницу.
- Вы сами провели к ней священника, когда он пришел?
- Да. И оставила их одних.
- Они что-нибудь говорили?
- Не помню что, только когда я дверь закрывала, слышу, она говорит про какое-то злодейство. Да и что-то про коня - может, это она про скачки, там ведь всегда жульничество.
- Злодейство, - повторил Лежен. Его поразило это слово.
- Они должны признаваться в грехах перед смертью - так ведь у католиков заведено? Вот она и признавалась, верно.
Лежен не сомневался, что это была предсмертная исповедь, но в его воображение запало слово "злодейство". Должно быть, страшное это злодейство, если священника, который узнал о нем, выследили и убили...
2
Трое остальных жильцов миссис Коллинз ничего сообщить не могли. Двое из них, банковский клерк и пожилой человек, продавец из обувного магазина, жили здесь уже несколько лет. Третья была девушка лет двадцати двух, которая недавно стала здесь снимать комнату, работала она в универсальном магазине неподалеку. Все трое едва знали миссис Дэвис в лицо.
Женщина, которая видела отца Германа на улице в тот вечер, тоже ничего сообщить не могла. Она знала отца Гормана, была его прихожанкой. Эта женщина видела, как он свернул на Бетналл-стрит и зашел в кафе приблизительно без десяти восемь.
Мистер Осборн, владелец аптеки на углу Бартон-стрит, располагал более интересными сведениями. Это был невысокого роста пожилой человек в очках, с лысой головой и широким простодушным лицом.
- Добрый вечер, инспектор. Проходите!
Лежен прошел за старомодный прилавок и через нишу, где молодой человек в белом халате с ловкостью фокусника разливал лекарства в пузырьки, в маленькую комнату - там стояли два кресла, стол и конторка. Мистер Осборн сел в одно из кресел, Лежен занял другое. Аптекарь наклонился вперед, глаза его блестели:
- Кажется, я смогу вам помочь. Посетителей в тот вечер было немного - погода отвратительная. Мы закрываем в восемь по четвергам. Тукан все сгущался, на улице почти никого. Я стоял у дверей и глядел на улицу. В прогнозе погоды сказали, что будет туман. Стою я, значит, у дверей и вижу - отец Горман идет по улице. Я его, конечно, хорошо знаю в лицо. Ужасно, убить такого достойного человека! Вот отец Горман, говорю я себе. Он шел по направлению к Уэст-стрит. А чуть позади него - еще кто-то. Мне бы и в голову тогда не пришло обратить на него внимание, но вдруг он останавливается, как раз у моей двери. Я думаю: что это он остановился? - а потом заметил, отец Горман замедлил шаги. Потом он снова пошел быстрее, и тот другой человек - тоже. Я подумал: быть может, он хочет догнать священника, поговорить с ним.
- А на самом деле этот человек, видно, просто следил за ним?
- Теперь-то я уверен, что было именно так, но тогда...
- Вы сможете описать этого человека?
Лежен не рассчитывал на сколько-нибудь вразумительный ответ. Он ожидал обычных расплывчатых описаний. Но мистер Осборн оказался из другой породы, чем хозяин маленького кафе.